Семь звезд

Хаскинс осмотрелся, окинув взглядом место, где раньше лежали камни. Тела животных образовали маленький круг внутри большого, практически по центру. А в середине возвышался еще один бугорок, свернутый как-то по-другому.

— Сэм, а это еще что?

Фермер подошел ближе.

— Точно не из моего стада, — отозвался он.

Бугорок был накрыт чем-то вроде шкуры. Насекомые облепили его толстым слоем, но тут же зашевелились, как будто там лежало нечто живое. Хаскинс едва подавил приступ тошноты.

Шкура дернулась — и черное облако ос взмыло по спирали вверх. Барт с трудом сдержал крик.

— Оно двигается.

Шкура съехала на бок — и из-под нее показалась маленькая рука.

— Господи Боже, — прошептал Сэм.

Хаскинс встал на колени и сорвал шкуру. Собственно, это была и не шкура, а шерстяное одеяло, покрытое коркой грязи с прилипшими частями насекомых.

Яркие лучи солнца упали на огромные, похожие на кошачьи, блестящие глаза. Существо пронзительно закричало. В душераздирающем визге раздавалось что-то животное и что-то человеческое. На мгновение Хаскинсу почудилось, будто он снова слышит предсмертную агонию сестры.

Существо оказалось грязным ребенком. Маленькая девочка лет восьми. Туго завернутая в одеяло, она напоминала мумию: и одежда, и лицо, и руки — все вымазано землей. Ноги были босыми, а волосы завязаны сзади серебристой лентой.

Ее глаза еще не привыкли к яркому свету; девочка беззащитно моргала и ни на секунду не переставала кричать.

Хаскинс похлопал ребенка по плечу, стараясь успокоить. В ответ девочка зашипела и оскалила острые белые зубы. Барт не узнал ее, но черты лица, глаза, форма рта показались ему очень знакомыми.

Несколько мгновений девочка колебалась, как змея, готовящаяся к прыжку, а потом прижалась к груди священника, вцепившись в куртку острыми ногтями. Крики ребенка стали стихать.

Хаскинс посмотрел на друга через плечо девочки. Сэм казался сбитым с толку и очень напряженным. В чертах лица фермера и ребенка Барт заметил некоторое сходство.

Невероятно…

Но это была правда. Пропавшая почти пятьдесят лет назад и возвращенная в том же виде, в каком ее забрали.

На руках Барт держал Розу Фаррер.

2 По ту сторону жизни

— Катриона Кайе, с тобой хочет говорить один человек, — нараспев произнесла мадемуазель Астарта, — ушедший из жизни, но безумно любящий тебя.

Катриона коротко кивнула — и тут же ее руку крепко сжали цепкие, с длинными ярко накрашенными ногтями, пальцы гадалки. Она даже могла уловить запах джина с нотками перечной мяты в дыхании мадемуазель Астарты.

На гадалке было черное платье, отделанное мерцающей бахромой из бисера, а диадема из павлиньих перьев делала ее похожей на жрицу древних ацтеков. Нитка крупного жемчуга струилась по груди и свободно спадала на живот. Как только раздался стук по столу — неотъемлемая часть спиритического сеанса, — гадалка вздрогнула и напряглась. Она закатила глаза и начала слегка трясти головой, бормоча что-то невнятное. Рука Катрионы по-настоящему заныла.

— Солдат, — прошептала гадалка.

Первая мировая война закончилась семь лет назад, а Катриона, ровесница столетия, родилась в 1900 году. Несомненно, что любая девушка ее возраста, обращаясь за такого рода услугами, непременно интересовалась каким-нибудь солдатом. Практически все потеряли на войне любимого, брата или отца.

— Точно, солдат, — уверенно закивала гадалка, и из ее глаз скатилась одинокая слеза, ловко проскользнув по ресницам, покрытым толстым слоем иссиня-черной туши.

В комнате сидело еще несколько человек. По правилам мадемуазель Астарты они располагались не за столом, а полукругом на стульях с массивными жесткими спинками. А гадалка, словно на сцене, эффектно расхаживала между ними, периодически хватая за руку то одного, то другого, в зависимости от того, с кем хотели пообщаться вызываемые ею духи.

Несколько пар глаз внимательно следили за каждым движением мадемуазель Астарты; она умела устроить настоящий спектакль.

Матушка гадалки — низенькая, смахивающая на бочку дамочка, одетая в нечто, изначально, должно быть, служившее крайне безобразным комплектом штор Викторианской эпохи, с серьезным видом сидела за пианино и наугад, но зато проворно, бренчала по клавишам. Предполагалось, что инструмент должен издавать соответствующую обстановке музыку, под которую духи смогут чувствовать себя непринужденно. Катриона не без труда узнала знакомую мелодию и отметила про себя, что в исполнении мадам Астарты она звучит чересчур медленно.

Неизвестно откуда появились клубы дыма и наполнили комнату приятным древесным запахом. Свет приглушали китайские полупрозрачные платки, наброшенные на электрические лампы. Легкий серый туман повис над ковром и начал столбом подниматься вверх.

— Смерть наступила неожиданно, — продолжала гадалка, растягивая каждое слово, — и боли он не почувствовал. Шок. Не понимал, что происходило вокруг.