Присутствует весь личный состав, включая супружескую пару Алиевых. У нас заведен такой порядок: на всякие семейные торжества являются без особого на то приглашения. Соблюдаем правила хорошего тона. Однако Алиевых извещают персонально, иначе не придут. Римма жадная. К ней самой заглянуть нельзя «просто так», и чтобы не повадились к ним, не балуют визитами и они. В прошлом году, кстати, на день рождения Рустама везли живого индюка из Каракудука. Маялись три часа, индюк бесился и норовил выскочить из кузова. Еле удерживали этого чванливого черта с почти павлиньим хвостом и павлиньим гонором. Держали на руках, как хрустальную вазу. А потом Алиевы зажарили его и сожрали втихаря, никого не позвав. И еще в наши анналы записана такая история. Рустам разжился бочкой — бочкой, не как-нибудь! — сухого вина. Угощал каждого — пей, сколько влезет. Пили, сколько влезло, вино было хорошее. Удивлялись щедрости Рустама. Но в день получки предъявили каждому счет — оказывается, Римма записывала, сколько кто выдул. Заплатили, конечно, сполна. Даже с лихвой.
У Алиевых растет Гаврилка — смета́нный парень, его прозвали так ввиду полного отсутствия даже признаков загара. Не пристает загар, что поделаешь. Гаврилку любят все, отношение к родителям не распространяется на младенца.
Наглядная агитация подготовлена и вывешена. В центре — лозунг: «Чтобы иметь детей — кому ума недоставало!» В другом месте человек мог бы обидеться. У нас не принято обижаться. Даже Рустама и Римму приучили — если не понимать и не принимать шутки, то по крайней мере хоть не проявлять внешнего неудовольствия.
Темка восседает прямо под лозунгом. У Темки — так и должно быть — отличнейшее настроение. Он в ударе. Он выпьет и примется говорить стихами. Давно отмечена такая особенность Залужного: после ста граммов он глаголет стихами. Шпарит без передышки. О чем бы ни шел разговор, Темка отвечает лишь рифмованно.
Кружки звякают глухо: налиты почти доверху. Тоже заведено: первую наливать основательно. Последующие — меньшими дозами. Платошка сдуру кричит: «Горько!» — то ли спутал, то ли нарочно резвится. И Темка целуется с Фаей, она сидит рядом. Не знаю, отчего мне становится неприятно. Я не подаю виду и тоже кричу: «Горько!» И они снова целуются — с достаточным аппетитом.
А у меня с Верой, в сущности, не было свадьбы — сидели на шишах, в долги залезать не хотелось. Ну, пришли двое ребят, выпили, потолковали, разошлись. Это было там, в кишлаке, где работала Вера, сразу после моей демобилизации.
И развода, как такового, не было. Вера сказала: давай поживем годик врозь, посмотрим, как получится. Может, лучше, может, хуже. Тогда и разберемся по-настоящему. Я согласился, хотя не видел в том особой нужды. Годичный срок истекает через полтора месяца. Я как раз должен был возвратиться в город — там все и решить с Верой окончательно. Теперь придется или отпрашиваться на недельку, либо написать Вере: приезжай, обсудим здесь.
Глупо звучит: обсудим. Если обсуждают — значит, не любят. Когда любят — не обсуждают и не рассуждают. И нечего нам обсуждать. Поссорились ни из-за чего. И пошло: дальше — больше. Как говорит мой дядька — ши́ре-да́ле, такое у него присловье.
Не хочу думать про это. Блажь была несусветная. Показал мужской характер, не на том показал, где следовало...
Спирт — это вещь, ничего не скажешь. Тело делается невесомым, точно плывешь по ленивому озеру. И голова кружится легко и туманно. И люди кругом кажутся красивыми, добрыми, приятными. Впрочем, разве плохи наши ребята?
Сейчас Марк включит магнитофон, и заведется вечный и нескончаемый спор о Булате Окуджаве и о возможности мирного сосуществования серьезной и легкой музыки. Спор этот длится два полевых и три зимних сезона, и не видно ему края.
Спор этот не хочется слушать, наливаю себе втихомолку, но Марк углядел, говорит наставительно:
— Индивидуальная пьянка — пережиток в квадрате. Отставить, техник Грибанов.
— Слушайте, — говорит Дымент. — Поступило рацпредложение: на общественных началах выбрать имя продолжательнице славного рода Залужных. Технология: каждый пишет на бумажке современное изящное женское имя: Счастливый папа тянет жребий. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Каково? Ставлю на голосование.
Вот тебе и на: Темка соглашается. Ни за что я не стал бы выбирать имя дочери таким способом: мало ли чего настрочат, а потом всю жизнь станет девка ходить с дурацким именем. Но Темка первым поднимает руку.
— Минута молчания! — возглашает Марк. — Все сосредоточенно размышляют.
Сосредоточенно размышляем. Моя фантазия не идет дальше имени Светлана. Будь у меня дочка, назвал бы ее только так. Не ахти как ново. Зато звучит: Светлана. Свет-лана. Ланочка. Светланка. Светлушка.