Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести (СИ)

— С Макухиным, — Гаранин пропустил реплику мимо ушей, — и с его свитой. Своенравен, упрям, дерзок на язык…

— Тоже неплохой набор.

— По молодости — ему двадцать три года. И при всём этом абсолютно, предельно честен. Ни грамма фальши.

— А работник?

— Вспомни, какую дизельную получил от него твой любимый Дугин.

— Неплохую, — кивнул Семёнов. — Действительно ругал его Макухин. Да ещё как!.. Ты ручаешься за Филатова?

— Пожалуй, да.

— Тогда зови, будем знакомиться. Только, чур, Андрей: как заявится — уйди, не дави на меня, не на рыбалку напарника подбираем.

Филатов и Бармин

Семёнов с любопытством смотрел на Филатова. Сложения парень мощного, а совсем юный, даже бриться безопаской как следует не научился, — свежий и довольно глубокий порез на подбородке. Черноволосый и глаза чёрные, острые, такие из ласковых легко могут стать недобрыми, — выразительные глаза. На стуле сидит, как на лошади, каждый мускул нетерпеливо подрагивает. «Взрывной паренёк, — подумал Семёнов, — с мгновенной реакцией».

— Это у вас так положено — изучать человека? — вдруг пробурчал Филатов.

— Извините, я просто задумался.

— Чего передо мной извиняться, я не девочка. Я к тому, что молчим, как на собрании.

— Вопрос поставлен правильно. — Семёнов улыбнулся. — Как ваше отчество?

— Отчество? — удивился Филатов. — Вы человек немолодой, вас можно и по отчеству, а меня зачем? Веня — и все дела.

Семёнову стало весело.

— Ты, Веня, прав, я человек в годах. Тридцать восьмой пошёл.

— Вот видите. — Филатов сочувственно кивнул. — А с виду вы ещё ничего себе.

— Спасибо. — Семёнов отвернулся, чтобы скрыть улыбку. — Значит, собрался на Новолазаревскую?

— Если возьмут, — настороженно ответил Филатов

— А на Восток не хотел бы?

— Ну вот, — оживился Филатов. — А то вокруг да около… Конечно!

— А хорошо себе представляешь, что это такое — Восток?

— Саша Бармин, доктор наш, весь дрейф рассказывал, до смерти пугал: холод собачий, дышать нечем и прочее. Вот кого бы вам пригласить — Бармина!

— Рекомендуешь?

— Хитрите, Сергей Николаич, вы же его лучше меня знаете.

— Дружил с ним?

— В общем, да. С удовольствием, как говорят, общался.

— А ведь он тоже не очень молод, тридцать один год.

— Ну, это ещё терпимо.

Семёнов снова отвернулся. Парень, кажется, забавный.

— А за что Макухин тебя невзлюбил?

Филатов нахмурился.

— Ага, значит, и вам накапал… Тогда давайте напрямоту. Андрей Иваныч рекомендовал вам меня как классного дизелиста?

Семёнов кивнул.

— А он не говорил, что я для начальства человек неудобный?

— Почему?

— Спорить люблю, личные мнения при себе держать не умею. Охотно ими делюсь.

— С начальством?

— Бывает, и с ним, — с тем же вызовом продолжал Филатов. — Если имеете в виду лично товарища Макухина. Он всех, кто пониже рангом, винтиками считает. На этой почве и расходились. Работу делал, как положено, а наступать на себя не давал, мозоли от этого бывают.

Семёнов прошёлся по номеру. Парень — что порох, далеко не лучшее качество для трудной зимовки. Явно любит собой покрасоваться, да и самоуверенности ему не занимать, хотя били его, наверное, часто, у таких жизнь редко течёт гладко, слишком ершистый… Рубит с плеча от простоты? Вряд ли, на простака Филатов не очень-то похож… Прямота, честность? Возможно. Качества превосходные, однако бывает, что такие правдолюбцы начинают «качать права» в самой неподходящей ситуации, когда единственную правду знает только начальник. И тогда прямота, честность и жажда справедливости — жаль, тебя нет рядом, Андрей, могли бы поспорить — выливаются в губительную для коллектива склоку… Не из таких ли правдолюбцев Филатов?

Семёнов колебался. Не взять Филатова — значит, обидеть Андрея, чутью которого привык доверять. Андрей ошибается редко, но всё же такие случаи бывали: слишком многое он прощает людям, в которых, как он говорит, «ни грамма фальши». Но не только из этого, из других важных слагаемых складывается полярник… Было бы время «обкатать на всех режимах», проверить, так нет этого времени… Рискнуть?

— Так что, не берёте?

«Напрягся, сжался, как пружина, — подумал Семёнов. — Силы много, воли — ещё не знаю, а вот такта маловато». И всё же парень чем-то ему нравился.

— Не опережай события, Веня. Женат?

— Рано мне жениться, подожду. Мир хочу посмотреть.

— Поэтому — в Антарктиду?

— Конечно! Одна дорога, говорят, чего стоит, два океана и стоянки в инпортах!

— Родители?

— Мать умерла, отец с мачехой живёт… А других родственников нет, ни здесь, ни за границей, я всё в анкете написал, в отделе кадров.

— Твоя анкета меня не интересует. Учиться дальше собираешься?

— Обойдусь. Валька Горохов, друг детства, за пять лет в институте от зубрёжки высох и сто двадцать получает. А я двести где хочешь заработаю с восемью классами.

— У меня на станции все чему-нибудь учатся, — сказал Семёнов. — И тебе придётся, иначе будешь белой вороной.

— Значит, берёте? — обрадовался Филатов. — А то я уже разволновался.

— С этим условием, — напомнил Семёнов. — Американский учёный будет с нами зимовать, язык можешь выучить.

— Заманчиво! — охотно согласился Филатов.