Семьдесят неизвестных

Костя прорыл ещё одну канавку, на этот раз от лужи на самом въезде, там, где вчера буксовала машина, на которой они приехали в село.

Дед опять исчез «покурить к соседу». Костя не стал его дожидаться, воткнул в землю лопату и побежал домой — было уже обеденное время.

Глеб, одетый, лежал на кровати с журналом в руках.

— Ты так ещё и не выходил?

— А что я здесь не видел? Прасковья Никитична! — постучал он в стенку. — Обедать Косте!

— Сейчас, милый, сейчас, — послышалось из кухни.

— А тебе? — спросил Костя.

— Я уже… Давай, брат, хлебай, поторапливайся. Время двигать к тому ревматику.

Костя быстро поел наваристого борща, котлеты, вкусно приготовленные Прасковьей Никитичной, и они пошли в правление.

— Пока ещё ничего. — Председатель сокрушённо развёл руками. — Ветеринар что-то задерживается. Сказали, вроде выехал утром из района, а нет. Дороги…

— А нам что прикажете делать? — Глеб взял у стены стул, вынес его на середину комнаты, прямо против председателя, и сел. — Оторвали от занятий, от дома. Думаете, нам удовольствие здесь бездельничать?

— Дела всегда найдутся. Вот в селе у нас инкубатор. Там людей сейчас не хватает. Самая жаркая пора.

— Премного вам благодарен, но курицы, насколько мне известно, даже в отдалённом родстве со свинообразными не состоят. Не по нашему ведомству, как говорится. — Глеб поднялся, так и оставив стул посреди комнаты. — Пошли, Костик.

— Ты бы с ним… как-нибудь… — начал Костя на улице.

— Повежливее? — подсказал Глеб.

— Ну.

— А он с нами как? Даже сесть не предложил. Видел, как я его?.. Нашёл дураков — на инкубатор!

— Может, в самом деле…

— Ага! Инкубатор нам даже за практику не засчитают.

Вечером посмотрели кино — лента старая-престарая, всё время рвалась. На обратном пути брели прямо по грязи: в темноте нельзя было разобрать дороги. Дома пришлось очищать сапоги. Разостлали газету прямо у себя в комнате, чтобы не беспокоить Прасковью Никитичну — старушка уже спала.

— Копайся тут в грязи! — возмущался Глеб, отковыривая щепкой липкие комья. — Для чего всю эту ерунду придумали!

— Хотя бы для того, чтобы ты знал жизнь.

— А я её так не знаю! Коров не видел, свиней, навоз не знаю, как пахнет…

— Тебе, может, и не надо, — не стал спорить Костя, — а кому, может, понравится, кто-нибудь захочет стать животноводом.

— Уж не ты ли?

— Не знаю, ещё не решил.

— Ох-хо-хо! Сказать тебе всё, что я думаю? Так вот, слушай: если раньше, пока мы не знали, что это такое, кого-нибудь и можно было уговорить, то теперь — фига!

Костя ответил не сразу:

— Но ведь люди работают.

— «Работают, работают»!.. — Глеб смотрел на него со снисходительной усмешкой, как взрослый, всё понимающий и всё уже переживший, на неразумного ребёнка. — Бездари здесь работают, серяки. Им больше деться некуда, вот они и вкалывают.

— А разве нет таких, которым нравится?.. Помнишь, у нас доярка выступала на вечере выбора профессии. Пожилая такая, фамилию забыл.

— Никитина, — подсказал Глеб.

— Да, Никитина. Ей же нравится. Ты слышал, как она говорила?

— Думаешь, в самом деле нравится? Ей сказали, чтобы она нас агитнула, вот она и старалась. И потом, она уже сто раз выступала. Артистка!.. Нет, ты чудик, самый настоящий чудик!

Костя не ответил. И, как всегда, самые убедительные, самые веские доводы пришли к нему не во время спора, а позднее, когда спор давно уже кончился и было бы просто смешно и нелепо начинать его снова.

«Нет. Глеб неправ, — думал он, лёжа на узкой, неудобной раскладушке. — Неправ! Любую работу можно делать с удовольствием, любая профессия может нравиться. Конечно, всё зависит от склонностей человека. Глебу вот нравится математика. А мне — нет! Я бы просто умер с тоски, если бы, скажем, меня сделали учителем математики… И ещё от цели зависит. Да, главное — от поставленной цели! Скажем, человек решил стать животноводом-механизатором. Настоящим, знающим это дело как свои пять пальцев. И тогда для него не только не зазорно, а даже полезно, необходимо какое-то время поработать, скажем, дояром. Или свинарем. И будет он работать не из-под палки, не по принуждению, не из-за своей серости, а с удовольствием. Потому что он видит перед собою цель. Да-да, главное — цель. А не имея перед собой цели, застыть можно и на самой лучшей, самой интересной специальности. Конструктор может застыть. Физик может застыть. Не гореть, не мыслить, не двигаться вперёд. Или учитель. Не расти, не интересоваться, долдонить из года в год одно и то же. Такой человек даже, наверное, ненавидит свою специальность. А другому она кажется очень интересной…»

Он не выдержал, спросил:

— Глеб, ты спишь?

Тот не ответил, шевельнулся недовольно.

— Вот, предположим, я мечтаю стать инженером. Нет, я не говорю, к примеру только…

Он хотел высказать Глебу свои мысли: они ему казались важными. Но Глеб прервал насмешливо:

— Тоже мне мечта!

— Почему? — опешил Костя. — Разве инженер — это плохо?