Вскоре состоялись и крестины. Крестными Николая был сам его августейший дед — Александр II, его бабушка со стороны матери — датская королева Луиза, двоюродная прабабушка — великая княгиня Елена Павловна, вдова великого князя Михаила Павловича, и дядя — датский принц Фредерик.
Нести младенца было доверено гофмейстерине княжне Куракиной, а сопровождали ее фельдмаршал князь А. И. Барятинский и канцлер князь А. М. Горчаков, тот самый, что при коронации выронил из рук державу. Но на сей раз в руках его ничего не было, он только ассистировал Куракиной, несшей будущего самодержца на подушке.
Нетрудно представить, какие чувства испытывал Александр II на крестинах своего первого внука. Он не мог нарадоваться рождению первенца у своего старшего сына, тем более что родился мальчик, которому предстояло занять российский трон, но вместе с тем этот мальчик превратил его в деда, а его жену сделал бабкой, и это еще раз напомнило Александру о его возрасте, как напомнили об этом чуть раньше прошедшие юбилеи — сначала серебряная свадьба, а затем и его собственное пятидесятилетие.
Новелла 9
Рождение сына
в «малой» семье императора
В 1871 году Александр еще раз побывал на водах в Эмсе, а возвратившись в Россию в конце августа, уехал на Кавказ, взяв с собой двух старших сыновей — Александра и Владимира. После трехдневной остановки в Москве царь и великие князья отправились на пароходе по Волге, останавливаясь ненадолго в Нижнем Новгороде, Казани, Симбирске, Самаре, Саратове, Астрахани. Затем на пароходе «Цесаревна Мария» через Каспийское море они поплыли в Петровск (ныне Махачкала), где высадились 7 сентября.
Александр направился в Гуниб — столицу мятежного Шамиля, скончавшегося весной того же года в Медине. Далее царь проехал Владикавказ и 20 сентября торжественно въехал в Тифлис.
Пять дней купался Александр в грузинском гостеприимстве, а затем через Боржоми, Кутаиси и Поти приехал 30 сентября в Ливадию. Пробыв там до конца октября, все царское семейство возвратилось в Петербург. И здесь их ожидала большая неожиданность — приятная для Александра и весьма неприятная для императрицы, но в равной мере волнующая и его и ее. Дело в том, что Екатерина Михайловна забеременела. Александр опасался порочащих слухов, сплетен и пасквилей, равно боялся и за ее жизнь.
Долгорукова по-прежнему жила у своего брата. По счастливой случайности ее беременность протекала таким довольно редким образом, когда внешне до самых родов не было заметно никаких ее признаков, и Екатерина Михайловна продолжала сохранять прежнюю стройность. Будущие отец и мать договорились, что как только Екатерина почувствует первые предродовые схватки, она тут же поедет в свое убежище — кабинет Николая I, и там, строго сохраняя тайну, у нее будут приняты роды.
Под вечер 29 апреля 1872 года Долгорукова почувствовала, что роды близки. Никого не предупредив и ничего не сказав ни княгине — своей невестке, ни горничной, она вышла из дома, наняла карету и поехала в Зимний. Незаметно войдя во дворец, Екатерина Михайловна прилегла на диван, и тут пришел к ней Александр.
Они провели вместе около часа, как вдруг схватки прекратились и боли утихли. Роженица отпустила Александра в его апартаменты и постаралась уснуть. Возле нее остался только гренадер-часовой из стариков «Золотой роты» Преображенского полка.
…Александр уснул после полуночи, как вдруг в три часа ночи старый солдат разбудил его. Доверенный слуга тут же кинулся за врачом, но схватки сменяли одна другую, роженица, сдерживая стоны, корчилась на диване, а врача все не было. Александр, не боявшийся выстрелов в упор, теряя самообладание, держал роженицу за руки и, как мог, нежно ободрял и успокаивал ее. Наконец появился доктор Красовский и бабка-повитуха.
Роды были мучительными и долгими. Лишь к десяти часам утра 30 апреля Долгорукова родила сына. Было воскресенье, и царь должен был стоять обедню. Александр оставил мать и ребенка, поручив их заботам своего доверенного друга и конфидента генерала жандармерии Рылеева — начальника своей охраны. Рылеев был родней повешенному декабристу К. Ф. Рылееву и особенно дорожил доверием к нему императора. Он жил в глухом Мошкове переулке, и никто не заметил, как туда доставили новорожденного. Тотчас же возле мальчика появилась кормилица, а чуть позже и гувернантка-француженка.
Мальчик был здоров и красив. Через несколько дней его крестили, назвав Георгием.