И все же де Кюстин, побывавший в Зимнем дворце сразу же после его второго рождения, писал: «Во время холодов от 25 до 30° шесть тысяч неизвестных мучеников — мучеников, не заслуживших этого, мучеников невольного послушания, были заключены в залах, натопленных до 30° для скорейшей просушки стен. Таким образом, эти несчастные, входя и выходя из этого жилища великолепия и удовольствия, испытывали разницу в температуре от 50 до 60°. Мне рассказывали, что те из них, которые красили внутри самых натопленных зал, были принуждены надевать на голову шапки со льдом, чтобы не лишиться чувств в той температуре. Я испытываю неприятное чувство с тех пор, как видел этот дворец, после того, как мне сказали, жизней скольких людей он стоил… Новый императорский дворец, вновь отстроенный, с такими тратами людей и денег, уже полон насекомых. Можно сказать, что несчастные рабочие, которые гибли, чтобы скорее украсить жилище своего господина, заранее отомстили за свою смерть, привив своих паразитов этим смертоносным стенам. Уже несколько комнат дворца закрыты, прежде чем были заняты».
Но тем не менее уже в марте 1839 года состоялось торжество, посвященное окончанию восстановления парадных залов. И хотя отделка покоев императорской фамилии продолжалась еще полгода, следует признать, что столь скорого исполнения необычайно сложных и многоплановых работ мировая практика не знала до тех пор, да, пожалуй, и впоследствии ничего подобного не было.
…И совершенно справедливо, что все архитекторы, инженеры, скульпторы, художники и прочие созидатели нового дворца были осыпаны деньгами, подарками, чинами и орденами.
А Петр Андреевич Клейнмихель был возведен в графское Российской империи достоинство с пожалованием девиза: «Усердие все превозмогает». Однако низкие завистники, коих у новоиспеченного графа было более чем достаточно, тут же измыслили некое для его сиятельства уничижение, сетуя на то, что государь по примеру Румянцева-Задунайского, Суворова-Рымникского и Потемкина-Таврического не догадался наречь нового графа Клейнмихелем-Дворецким.
Новелла 21
Первые любовные истории
цесаревича Александра Николаевича
В то время, когда сорокалетний Николай завел роман с восемнадцатилетней Асенковой, его сын Александр, ровесник отцовской наперсницы, свел с ума прелестную юную дворянку, которая совершенно потеряла и сердце и голову, без памяти влюбившись в царского сына. Эту девушку, нежную, восторженную и совершенно бескорыстную, звали Софьей Дмитриевной Давыдовой. По отцу она состояла в родстве и со знаменитым поэтом-партизаном Денисом Давыдовым, и с графами Орловыми-Давыдовыми, и с Ермоловыми, и с князьями Долгоруковыми, и с князьями Барятинскими. Ее отец, Дмитрий Александрович, был женат на княжне Елизавете Алексеевне Шаховской, родственные связи которой были тоже не менее значительны. У Софьи Дмитриевны было три брата и четыре сестры. У всех них, кроме Софьи, жизнь оказалась достаточно ординарной, и только Софья Дмитриевна превратила свою судьбу в романтическую легенду, вызывавшую на первых порах глубокую зависть, а затем столь же глубокое сочувствие и сожаление.
Популярная во второй половине XIX века писательница А. И. Урван, выступавшая под псевдонимами Соколовой и Синего Домино, в романтической хронике «Царское гадание» так писала о чувствах Давыдовой к Александру: «Она любила наследника так же свято и бескорыстно, как любила Бога, и, когда он уезжал в свое путешествие по Европе (это путешествие состоялось в 1838–1839 годах), будто предчувствовала, что эта разлука будет вечной. Она простилась с ним, как прощаются в предсмертной агонии, благословила его на новую жизнь, как благословляют тех, кого оставляют в мире, уходя в иной, лучший мир, и сказала ему, что она, что бы ни случилось, всегда будет, как святыню, вспоминать его имя и молиться об его счастье».
Расставаясь с Александром, Софья Дмитриевна руководствовалась не только предчувствием: она знала, что предстоящая поездка ее возлюбленного в Европу рассчитана на целый год и что цесаревич едет в Швецию, Данию, Швейцарию, Австрию, Англию и к многочисленным германским и итальянским дворам не только для того, чтобы осмотреть европейские достопримечательности — музеи и библиотеки, парламенты и резиденции владетельных особ, казармы и фабрики, но и для того, чтобы выбрать себе невесту.
Следует заметить, что Александр с детства был влюбчив, а с годами стал истинным женолюбом, не став бабником и тем более развратником. Он влюблялся часто, но всякий раз искренне считал, что все прошлые его романы не более чем мимолетные увлечения, которые он ошибочно принимал за серьезные чувства.