Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

Она родилась, как мы знаем, в Полинезии и была воспитана в Сент-Ботолфсе ее дядей Лоренцо. Она посещала частную школу, принадлежавшую мисс Уилбар. «О, я была ужасным сорванцом», — часто говорила она о своей юности, прикрывая ладонью улыбку и вспоминая, вероятно, о набегах на чужие сады, о жестянках, привязанных к собачьему хвосту, и других проказах, распространенных в маленьких городках. Возможно, ей недоставало нежной любви родителей, которые умерли в Полинезии, или она ощущала гнет своего пожилого дяди, или же что-то вроде чувства одиночества толкало ее на путь оригинальничания, но именно на этот путь она и стала. О Гоноре можно было сказать, что она никогда не подчинялась дисциплине традиций; впрочем, мы толкуем здесь не о больших городах и великих цивилизациях, а об обществе старинного портового городка, население которого год от году уменьшалось.

По окончании школы мисс Уилбар Гонора переехала вместе с Лоренцо в главный город штата, где он заседал в законодательном собрании, а она занималась благотворительной деятельностью, преимущественно медицинского характера. Она утверждала, что то были ее самые счастливые годы, и уже старухой часто повторяла, как ей жаль, что она бросила общественную деятельность, хотя трудно было представить себе, почему она с таким ворчанием и с такой горечью тоскует по трущобам. Она любила иногда вспоминать о тех днях, когда помогала людям, подобно доброму самаритянину. От этих рассказов можно было лишиться аппетита и волосы на голове вставали дыбом; возможно, однако, это была лишь склонность к смакованию болезней, которая охватывает многих хороших женщин в преклонном возрасте. Мы слышим, как в автобусах и поездах, кухнях и ресторанах они беседуют о гангрене такими скорбными и мелодичными голосами, что кажется, будто они высказывают свою тревогу по поводу обнаруженной ими смертности плоти вопреки всем ее громогласным притязаниям на бессмертие. Кузина Гонора понимала, что ей не следует употреблять медицинскую терминологию, и прибегала к компромиссу. Она поступала следующим образом: произносила первые слоги нужного слова, а остальное невнятно бормотала. Так, «гистерэктомия» превращалась в «гистербртрмр», «нагноение» превращалось в «нагбртрмр», а «мошонка» превращалась в «мошбртрмр».

После смерти Лоренцо Гоноре осталось гораздо большее состояние, чем она рассчитывала. В семействе Уопшотов никогда-никогда — даже в самую темную ночь, когда заунывно кричат совы, — не обсуждали суммы этого наследства. Месяца через два после того, как Лоренцо умер, Гонора вышла замуж за господина де Састаго, который выдавал себя за маркиза и утверждал, что у него замок в Испании. Она уехала в Европу как новобрачная, но меньше чем через восемь месяцев вернулась. Об этом периоде своей жизни она лишь говорила: «Когда-то я была замужем за иностранцем и сильно обманулась в своих ожиданиях…» Она снова взяла девичью фамилию и поселилась в старом доме Лоренцо на Бот-стрит. Лучше всего ее можно понять, проследив за ней на протяжении целого дня.

У Гоноры уютная спальня. Степы окрашены в светло-голубой цвет. Высокие тонкие столбики ее кровати поддерживают голый деревянный каркас, предназначенный для полога. Вся семья уговаривала ее убрать это сооружение, потому что оно уже несколько раз падало и могло обрушиться среди ночи и размозжить голову спящей старой дамы. Гонора не обратила внимания на эти предостережения и продолжает мирно спать в своей старинной кровати под нависшим над ней дамокловым мечом. Это не означает, что вся ее мебель ненадежна, как мебель на Западной ферме, но у нее в доме есть несколько стульев, которые, если вы по неведению сядете на них, развалятся и повергнут вас на пол. Большая часть ее обстановки принадлежала Лоренцо, и многие предметы были куплены во время путешествий в Италию, ибо он чувствовал, что Новый Свет, где он живет, создан людьми эпохи Возрождения. Пыль, лежащая на всем, — это такая же пыль, какая бывает во веем мире, но запах соленых болот, соломенных матов и древесного дыма — это дыхание Сент-Ботолфса.

Сегодня утром Гонору разбудил гудок поезда, прибывающего на станцию в семь восемнадцать; спросонок она приняла этот звук за трубный глас архангела. Она была очень набожна и с энтузиазмом вступала во все религиозные организации Травертина и Сент-Ботолфса, чтобы затем с горечью их покинуть. Услышав поезд, она представила себе ангела в белоснежном одеянии, с изящной трубой. Это за ней, весело подумала она. Ее призывают к какому-то необыкновенному делу. Она всегда этого ждала. Она поднимает голову с подушки, чтобы услышать весть, и в это время поезд снова гудит. Она мысленно видит теперь локомотив вместо ангела, но не слишком разочарована. Она встает, одевается и нюхает воздух, который пахнет как будто бараньей отбивной. Она спускается к завтраку с хорошим аппетитом. Она идет, опираясь на палку.