Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы

Румянец сбежал с лица миссис Шеридан, и оно потемнело. Она словно разом состарилась. В зале было жарко, и мистер Брюс повел ее к выходу, на улицу, где их обдал свежестью зимний вечер, — вел под руку, поддерживал, иначе она бы упала.

— Все обойдется, — опять и опять повторял он, — все обойдется, милая, все обойдется.

ХИМЕРА

Когда я мальчишкой ходил в цирк, там показывали номер под названием «Сестры Тревизо, Мария и Розита». Розита балансировала на голове у Марии, и так, макушка к макушке, они делали круг за кругом по арене. У Марии в результате этого труднейшего упражнения были короткие мускулистые ноги и смешная походка, и всякий раз, когда моя жена удаляется от меня, я вспоминаю Марию Тревизо. Моя жена — крупная женщина. Она — одна из пяти дочерей полковника Бойсена, политического заправилы из Джорджии, бывшего в свое время другом Калвина Кулиджа. Он семь раз побывал в Белом доме, и у моей жены имеется подушка в форме сердца с вышитыми на ней словами «НА ПАМЯТЬ», которую миссис Кулидж не то подарила миссис Бойсен, не то даже сшила своими руками.

Мой брак оказался до крайности несчастливым, но у нас трое прекрасных детей, и мы стараемся как-то сохранить семью. Я, как и остальные, делаю все, что положено, а положено мне, между прочим, подавать жене утренний завтрак в постель. Я стараюсь соорудить ей завтрак повкуснее, потому что иногда это повышает ее настроение, в общем-то почти всегда ужасное. Вот хотя бы на днях, когда я вошел к ней с подносом, она уткнулась лицом в ладони и расплакалась. Я глянул на поднос — нет ли каких упущений. Завтрак был первый сорт: два крутых яйца, кусок пирога и кока-кола с джином. Все это она любит. Готовить бекон я так и не научился. Яйца были как будто свежие, тарелки чистые, и я спросил, что с ней. Она отняла руки от лица — а лицо было мокрое от слез и глаза страдающие — и ответила с интонацией семейства Бойсен:

— Не могу я больше, чтобы мне подавал завтрак волосатый мужчина в нижнем белье.

Я принял душ, оделся и уехал на работу, но вечером, вернувшись домой, сразу увидел, что дело плохо: она все еще в обиде за мой утренний вид.

Обед я обычно готовлю на жаровне во дворе. Зена стряпать не любит, я тоже, но побыть на воздухе приятно, и мне нравится поддерживать огонь в жаровне. Наши соседи, мистер Ливермор и мистер Ковач, тоже часто стряпают на свежем воздухе. Мистер Ливермор надевает поварской колпак и фартук с надписью «Чего прикажете», и еще у него имеется шуточный плакат: «Опасно для жизни — готовят мужчины». Мы с мистером Ковачем не наряжаемся, но к делу, мне кажется, относимся серьезнее. Мистер Ковач однажды зажарил баранью ногу, в другой раз — небольшую индейку. У нас в тот вечер были рубленые шницели, и я заметил, что Зена ест без аппетита. Дети уплетали за обе щеки, но, как только кончили — может быть, в предвидении ссоры, улизнули в гостиную смотреть ссоры по телевизору. Насчет нашей ссоры они не ошиблись. Начала ее Зена.

— Ты такой бестактный, — загремела она, — обо мне никогда не подумаешь!

— Прости, дорогая, — сказал я. — Разве шницель недожарен?

Она пила неразбавленный джин, и я не жаждал осложнений.

— Не в шницеле дело. Ты что ни приготовь — все гадость, я уже привыкла. Что я ем на ужин, мне давно уже безразлично. Я научилась обходиться тем, что мне подают. Просто очень уж все твое поведение бестактно.

— Что я такого сделал, дорогая? — Я всегда называю ее «дорогая», чтобы умилостивить.

— Что сделал? Что сделал? — Голос ее зазвучал резче, лицо покраснело, она встала с места и, возвышаясь надо мной, крикнула в голос: — Жизнь мою загубил, вот что ты сделал!

— Не знаю, чем я загубил твою жизнь, — сказал я. — Вероятно, ты растеряла кое-какие иллюзии, это со многими случается, но винить в этом только наш брак, по-моему, несправедливо. Я, например, много о чем мечтал — мечтал даже подняться на Маттерхорн, но никого не виню за то, что это не состоялось.

— Ты?! На Маттерхорн? Ха. Да ты и на памятник Вашингтону не мог бы подняться. А я поднималась. У меня знаешь какие были замыслы. Я могла бы основать свое дело, писать для телевидения, заняться политикой, пойти на сцену. Могла бы стать членом конгресса!

— Я не знал, что тебе хочется стать членом конгресса, — сказал я.

— В том-то и горе. Обо мне ты никогда не думаешь. Не думаешь о том, чего я могла бы достигнуть. Ты загубил мою жизнь! — После чего ушла наверх и заперлась в своей спальне.