Семейная хроника Уопшотов

Он не удивился, обнаружив, что жена не одобряет его начинаний и противодействует им; у нее были свои собственные священные обряды: она делала, например, букеты цветов и наводила порядок в стенных шкафах. Он не всегда сходился во взглядах с Сарой, но это казалось ему совершенно естественным, и жизнь сама как бы сглаживала разногласия между ними. Он был импульсивным человеком, и с ним трудно было иметь дело; он не слушал ничьих советов, когда решал, что мальчикам настало время переплыть реку или резать за столом жаркое. Каждую весну он уезжал ловить форель в лесной лагерь близ канадской границы и однажды весною решил, что Мозесу настало время сопровождать его. Сара сразу же обозлилась и заупрямилась. Она не хотела, чтобы Мозес ехал с отцом на север, и вечером накануне отъезда заявила, что мальчик болен. Она вела себя с ангельской кротостью.

— Бедный мальчик слишком болен, чтобы куда-то ехать.

— Завтра утром мы едем на рыбную ловлю, — сказал Лиэндер.

— Лиэндер, если ты подымешь с постели больного мальчика и возьмешь его с собой в северные леса, я этого никогда тебе не прощу.

— Было бы что прощать.

— Лиэндер, иди сюда.

Они продолжали свой спор или ссору за закрытой дверью спальни Сары, но мальчики и Лулу слышали их раздраженные и сердитые голоса. На следующий день Лиэндер поднял Мозеса с постели еще до зари. Он уже уложил наживку и рыболовные снасти, и при свете звезд, когда Сара еще спала, они отправились к озерам Лэнгли.

Они уехали в мае — долина Уэст-Ривер была вся в цвету, — и уже два-три дня земля пахла, как фермерские штаны: повсюду тимофеевка, навоз и душистые травы. Когда взошло солнце, они были к северу от Конкорда и остановились позавтракать в каком-то городке штата Нью-Гэмпшир. К тому времени они находились уже далеко к северу от речной долины, поросшей буйной растительностью. Здесь деревья стояли еще голые, а гостиница, где они остановились, словно все еще была во власти холодной зимы. В комнатах пахло керосином, а у официантки был насморк.

Затем они очутились в горах; порожистые реки, полные черной воды растаявшего снега, и сияние отраженной синевы небес не слишком смягчали впечатление холода. Когда они въехали в ущелье, Мозес весело задрал голову, чтобы взглянуть на восхитительную линию гор, на призрачную синеву, грозовую и глубокую, но громкий шум ветра среди голых деревьев напомнил ему о покинутой этим утром ласковой долине, где кругом цвели ирга, сирень и даже земляничное дерево. Затем они приблизились к Французской Канаде фермам и городкам, которые, казалось, были совершенно не защищены от зимнего холода и скуки; они проехали Сент-Эварист, Сент-Метод, унылую страну Святого Духа, открытую зимним ветрам. Теперь дул резкий северный ветер, облака были безрадостно белые, и тут и там на земле Мозес видел пятна залежавшегося снега. К концу дня они добрались до деревни Лэнгли, где стоял пришвартованный к пристани старый баркас «Сигнит», который должен был доставить их на северный берег озера в необжитые лесные просторы и на который Мозес грузил теперь мешки со снаряжением и рыболовные снасти.

Кроме почты и магазина, в Лэнгли ничего не было. Приближался вечер, вскоре должно было стемнеть. Окна почты были освещены, но берега озера, где никто не жил, тонули в темноте. Мозес смотрел на старый баркас, пришвартованный к пристани, на его длинный форштевень и на румпель, имевший форму штурвала. По длине форштевня из красного дерева, по медной трубе и скрепленным медными полосами переборкам трюма он догадывался, что это одно из тех старых, построенных много лет назад судов, которые были предназначены для увеселительных поездок прежнего поколения летних туристов. На низко выступавшем над водой кормовом свесе стояли рядом четыре плетеных стула. На них, потемневших от непогоды, изношенных и ломаных, сиживали когда-то — как давно это было? — женщины в летних платьях и мужчины во фланелевых костюмах, выезжавшие на озеро полюбоваться заходом солнца. Теперь окраска баркаса стала грязной, лак потускнел, и он оплакивал свою заброшенность, ударяясь о пристань под порывами северного ветра.