Тогда в реке водились осетры. Около трех футов длиной. Сплошь покрытые костяными щитками. Выпрыгивают прямо в воздух и падают обратно в воду. Их можно было видеть из вагона копки, которая ходила тогда между Сент-Ботолфсом и Травертином. Один куцый вагон. Влезали в него сзади. Кучером был Динги Грейвз. Когда-то побывал в море. Совершил плавание в Калькутту. Возил меня всегда бесплатно, а иногда давал править лошадью. Держать вожжи и смотреть, как прыгает осетр. Мальчишеское счастье. Динги страдал от разлуки с любимой женщиной. Предметом его страсти была Гарриет Аткинсон. Она принадлежала к одному из лучших семейств, а у Динги не было ни денег, ни образования. Они любили друг друга, но свадьба не состоялась. В таком месте много темных закоулков для встреч влюбленных. Поросшие лесом берега реки и рощи. Дитя любви воспитала сестра, старая дева. Гарриет изгнали в Дедем. Динги жил в тихом отчаянии и работал кучером конки.
Динги был племянником Джима Грейвза, владельца старой прибрежной гостиницы „Ривер-хаус“. Честный игрок. Широкогрудый. Пять ф. одиннадцать д. Двести фунтов. Темные волосы. Ресторан „Ривер-хаус“ пользовался большой популярностью. Хорошая выпивка — так, во всяком случае, мне говорили. Десять центов за порцию. Крепкая. Подавали в бутылке. Постоянные посетители наливали из своих. Какое-нибудь легкое немецкое пиво. Холодное. Какой-нибудь портер. Также местный напиток. Баркамовский ром. Изготовлялся здесь с давних пор. Никаких коктейлей; подавали смеси разных напитков. Дядя Джим Грейвз никогда не ходил пешком. Ездил в наемных ландо. Пароконных. В одноконных — никогда. С ним постоянно один или несколько спутников. Спокойный. Держался с большим достоинством. Носил в галстуке, на туго накрахмаленной манишке, булавку с крупным бриллиантом. На руке кольцо с большим рубином, камень со стороны ладони. Всегда имел кучу денег, но никакого пошлого хвастовства. Костюмы превосходного качества по моде тех дней. Длиннополый сюртук и двубортные жилеты к визитке. Волосы довольно длинные, в соответствии с модой того времени. Усы. Не моржовые. Цилиндр. Карты. Фараон. Покер. Рулетка. Никаких азартных игр в кости. Когда вырос, ходил с дядей Джимом и Динги в публичный дом на Чардон-стрит, рядом с молитвенным домом фанатичных ортодоксальных баптистов. Шлюха с выговором жителей центральных районов. Ткачиха из Лоуэлла. Толстые бедра. Дыхание пахло фиалками. Можно было расслышать пение в церкви. Дядя Джим заказывал шампанское корзинами. Повсюду его очень любили. Важная персона. Крупные пари. Грандиозные попойки. Никогда не терял головы и ноги не изменяли. Никогда не был шумлив. Умер разоренный. Комната в третьем этаже „Ривер-хауса“. Запасная комната. Холодная. Навестил его. Всеми покинутый. Как Тимон. Из друзей хороших времен не осталось ни одного. Не ожесточился. Джентльмен до конца. Пленка льда в кувшине с водой. За окном робкие хлопья снега.
В последнее лето юности автора этих строк, проведенное в родной Долине, у нас обедал Дж. Г. Блейн, кандидат в президенты. Воскресенье. Пришла кузина Джулиана. Бедная родственница. В кармане передника носила линейку из слоновой кости и порезала ею автору запястье, когда он свистел в воскресенье; подымалась по лестнице сразу через две ступеньки, говорила „ужасный“ вместо „хороший“. „Ужасно вкусный пудинг“. Замечательно! Сельдь заходила тогда в реку косяками. Как-то днем сельдевые акулы, длиной в четырнадцать-пятнадцать футов, загнали рыбу вверх по реке к городской пристани. Пришел в большое волнение. Побежал по берегу реки к поселку. Вода как бы кипела белой пеной. Тайны морских глубин. С холмов надвинулась сильная гроза. Проливной дождь. Укрылся под яблоней. Потом чудесный закат. Акулы ушли с отливом вниз по реке. Великолепный час. Небеса все в пламени. Рожки дилижанса и свистки поезда. (Уже тогда поезда шли регулярно.) Звон церковных колоколов. Все до одного вышли на улицу, чтобы посмотреть на уход акул. Возвращался домой в сумерках. Мечтал о золотых часах и цепочке, глядя на вечернюю звезду. Венера? Дом полыхает огнями. Экипажи. Вспомнил, что у нас обедает мистер Блейн. Боялся линейки Джулианы.