Семейная хроника Уопшотов

Перед тем как пуститься в свое последнее плавание, Лиэндер по обыкновению дал свисток. Из рулевой рубки он видел, что в парке над американскими горами уже идет дождь. Он увидел, как Чарли Маттерсон и его брат-близнец набросили брезент на последние спускавшиеся вагончики. Карусель все еще крутилась. Он видел, как пассажиры одной из лодок Красной Мельницы, только что выплывшие изо рта алебастрового великана-людоеда, в изумлении задрали головы, обнаружив, что идет дождь. Он видел, как юноша, смеясь, покрыл газетой голову своей девушки. Он видел, как в домиках, стоявших наверху, на отвесном берегу, зажигались керосиновые лампы. Он думал, как печально было для поселившихся там людей, что в этот их первый за много лет выезд из дому шел дождь. В домах не было ни печей, ни каминов. Не было спасения от сырости и от унылого стука дождя, так как дощатые стены, пропитанные солью, тугие, издают, когда к ним прикасаются, звуки, напоминающие барабанный бой; и стоит вам усесться за партию виста в две руки, как крыша начинает протекать. Течет в кухне, и над ломберным столиком, и над кроватью. Люди, проводящие здесь отпуск, могли бы поджидать почтальона — но кто станет им писать? И сами они не могут писать письма, так как все конверты у них склеились. Уныние пощадит только любовников: столбики их кроватей громко и весело поскрипывают. На берегу Лиэндер видел, как последние группы экскурсантов обращались в бегство, крича друг другу, чтобы не забыли одеяло, не забыли открывалку, не забыли термос и корзину для провизии. И вот уже никого не осталось, кроме старика, любившего плавать под дождем, и юноши по прозвищу Банан, который любил гулять под дождем и голова которого была забита Суинберном. Лиэндер видел, как японец, продававший веера и палочки для чесания спины, убирает свои шелковые и бумажные фонарики. Он видел людей, стоявших в дверях ресторана, и официанток у окон. Официант вносил в ресторан «Пергола-Кантониз» не покрытые скатертями столики, а в нангасакитской гостинице чья-то рука отодвинула оконные занавески, но рассмотреть выглянувшее из окна лицо Лиэндер не смог. Он видел, как волны, прежде мчавшиеся одна за другой, под дождем утихомирились и лениво плескались о берег. Море было спокойное. Вдруг старик, стоявший по пояс в воде, повернулся и изо всех сил поплыл к берегу, почувствовав подспудную тягу бушующего моря. Лиэндер видел, как радовался Банан, наблюдая за этими признаками надвигающейся опасности. И вот море со страшным грохотом перекинулось через полосу песка и хлынуло на каменное основание портовой набережной, образовав волну, которая, разбившись (это было начало атаки, гремевшей затем всю ночь), потрясла берег и преследовала по пятам успевшего вылезти из воды старика. Лиэндер снял швартовы и дал свисток. Когда «Топаз» вышел в море, Спинет заиграл «Звон колоколов».

К Нангасакиту вел пролив, образованный гранитным волнорезом, обросшим морской травой, а к юго-западу в море покачивался бакен с колоколом, покрывавшийся белой пеной всякий раз, как его захлестывало водой. Лиэндер знал, что при таком ветре колокол могли услышать далеко на берегу. Его могли услышать картежники, расставлявшие банки и миски в тех местах, где протекала крыша, старые дамы в нангасакитской гостинице и даже любовники сквозь веселое поскрипывание кроватных столбиков. Звуки только этого колокола слышал Лиэндер во сне. Он любил все колокола: обеденные колокола, колокольчики над столом, колокольчики у дверей, колокол из Антверпена и колокол из Алтуны — все они внушали ему бодрость и утешали его, но этот колокол затрагивал в его душе какие-то мрачные струны. Теперь колдовская музыка осталась за кормой, становилась все слабей и слабей, теряясь в скрипе старого корпуса и в шуме волн, разбивавшихся о его нос. У выхода из бухты море было бурное.