Семейная могила

Так я и лежала в холодном гостиничном номере, только что после родов, со свежими швами, приучая Клару к груди, одновременно читая Нильсу сказки и следя, чтобы Арвид, не дай Бог, не открыл окно и не вывалился с седьмого этажа. Пару раз в день мы спускались в столовую, чтобы перекусить, Клара лежала в детской кроватке на колесиках, которую Арвид тут же принялся гонять по коридорам, пока Нильс с завистью семенил за ним, умоляя дать ему порулить. Чего удивляться, что после всего этого врач не хотел меня выписывать из-за повышенного давления — тоже мне, сюрприз!

Чувствовала я себя, надо сказать, гораздо хуже, чем с первыми детьми. Голова от давления просто раскалывалась, к тому же у меня случилось нагрубание груди, и я целыми днями сидела и со стиснутыми зубами сцеживала молоко, постанывая от боли. Я вдруг прониклась искренним сочувствием к нашим коровам, страдавшим маститом, о которых заботилась все эти годы, — бедолаги, так вот, значит, каково им приходится! А потом вдобавок ко всему у меня воспалились швы и подскочила температура!

Тут уж я не выдержала и позвонила Мэрте.

Я родила троих детей и сделала один аборт — и все это менее чем за четыре года. С тех пор как я переехала в Рябиновую усадьбу, я почти непрерывно носила детей или кормила грудью. Это смахивало на репортаж из какой-нибудь страны третьего мира. А если со мной случится инфаркт? Вдруг я возьму и умру?! Кто позаботится о наших детях? Не то чтобы я боялась, что Бенни загонит их на сельском аукционе, но как же он справится один? И на что они будут жить, если ему придется закрыть ферму?

Видимо, я задавала все эти вопросы вслух, пока лежала в жару, потому что Мэрта вдруг сказала:

— Уж я как-нибудь позабочусь, чтобы они получили христианское воспитание и были приучены к труду и дисциплине. И в один прекрасный день мы непременно встретимся у небесных врат. А пока возьми себя в руки и не дергайся, если хочешь, чтобы из тебя вышла красивая покойница!

Затем она позвонила на сестринский пост и наорала на них, после чего за мной тут же примчались с креслом-каталкой, а дальше я ничего не помню, потому что потеряла сознание.

После всех этих событий я несколько недель приходила в себя, кормление шло туго, и поначалу Клара никак не хотела набирать вес. Бенни суетился вокруг нас, заламывая руки, как только ему выдавалась свободная минута, — правда, это случалось нечасто. Мне впору было обзаводиться кружевным пеньюаром и, откинувшись на подушки, помыкать мужем-подкаблучником, да только как это сделаешь, если мужа толком и дома не бывает?

Вайолет, эта поразительная женщина, каждый Божий день таскала нам еду ведрами, так что я горько пожалела о каждой желчной мысли в ее адрес. На таких, как она, земля держится, это уж точно! Заодно она сообщала мне обо всем, что Курт-Ингвар сказал или сделал за последние несколько недель.

Я улыбалась в душе, вспоминая встречу, которую они мне устроили по возвращении из роддома, — заодно и конец сенокоса отметили.

Бенни натянул брезентовый навес над верандой, твердо решив провести застолье там, невзирая на дождь. Мэрта соорудила большие гирлянды из кипрея, папоротника и лабазника и развесила их между столбов веранды. Торт Вайолет, увенчанный марципановым младенцем, производил поистине неизгладимое впечатление, а Магнус сыграл на баяне «Oh baby, baby, it's a wild world!».[11] Бенгт-Йоран с Бенни изобразили некое подобие кадрили в ковбойских шляпах, явно успев приложиться к чему-то горячительному, но порыв я оценила. Клара очаровала всех присутствующих, вышибив из них слезу, — даже Арвид, похоже, смирился с периодическим появлением новых членов семьи. Первые несколько недель Бенни то и дело бегал вокруг нее с фотоаппаратом, пока я осторожно не спросила, где он раздобыл такую длинную пленку. Он что-то смущенно пробормотал в ответ, из чего я сделала вывод, что он втихаря купил цифровик. Ну надо же, какой милый…

50. Бенни

Первое время после появления Клары я был просто на седьмом небе от счастья. Единственное, что немного омрачило мою радость, так это то, что я забыл вставить пленку в фотоаппарат, так что со снимками ничего не вышло… Но в остальном все было прекрасно. Да и Дезире вроде поначалу ходила радостная, много смеялась и жила сегодняшним днем, не тревожась почем зря.

Но хотя она сидела дома и дети были здоровы — ни тебе колик, ни другой какой напасти, — со временем она становилась все более беспокойной, нервной, что ли. Как-то раз она устало посмотрела на меня и с горечью произнесла, что, видно, ей одной приходится за все расплачиваться. А потом вышла, хлопнув дверью.

Расплачиваться? За что? За наших маленьких чертенят, за спокойную сельскую жизнь в Рябиновой усадьбе, за хлеб с молоком, за наши ночи, когда вроде и знаешь, что надо спать, но все не можешь отлепиться друг от друга?..