Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты

— Господа, — прервал свой рассказ Густав, давно перешедший на немецкий язык, — может быть, еще кофе? Нет? Сейчас тогда вспомню любимую присказку нашего главного охранника, капитана Евдокима Васина. Э-э-э, как это он любил повторять, дай бог памяти? Да, вспомнил наконец: — «На нет и суда нет!» — сказал он вдруг громко по-русски, сопроводив поговорку сочным трехэтажным матом и неожиданно еще громче засмеялся. — Господа, — продолжал Густав, — узнал я, что икону, которую вы ищете, прятал в конце войны у себя некто Томас Майнхоф — сосед крупного антиквара, а раньше того самого бауэра, на кого, как мне удалось узнать, и работал военнопленный Соломонов, о котором мне рассказала Надежда фон Дрейер. Майнхоф, по моим данным, жив-здоров, чего и вам желает, как говорят в России. Только живет он теперь в Австрии, в Инсбруке — столице зимней Олимпиады, что примерно в часе езды от Гармиша. Координаты его у меня все есть — и телефон, и адрес. Я их вам дам. А уж о встрече с ним, я думаю, вы договоритесь сами. При необходимости можете сослаться на меня.

— Очень интересный старикан, а? — задумчиво сказал Андрей, как только серый и холодный пригород Аугсбурга скрылся позади. — Между прочим, кто-кто, а я-то знаю, что его коллекция, о которой он рассказывал, не на один миллион евро тянет. Чувствуешь, что за старик? Вот так-то.

— Неужели? — искренне удивилась Ольга. — Дом вроде бы у него совсем небольшой, даже скромный по нашим российским меркам. Да и обстановку тоже роскошной не назовешь. Хотя это у нас, в России, если уж кто наворовал миллионы, вступил в «клуб миллионщиков-нуворишей», тут только все и начинается. Настоящее соревнование: кто кого переплюнет. Если у соседа особняк полторы тысячи квадратов, то у другого — обязательно не меньше трех, и так далее и тому подобное. Раз у тебя две яхты в Красном море болтаются, то у меня их будет пять, не считая той, что под Таллином, в районе Пирита для прогулок друзей. Если у тебя самый настоящий Дворец дожей в Италии есть, то у меня не хуже замок Тюдоров в Англии. У тебя «Челси»… и пошло-поехало до бесконечности. И ведь заметь, у кого-то чего-то всегда будет больше, лучше и толще… Так ведь говорят, да? Им бы о душе подумать, покаяться перед Господом да благотворительностью начать свои грехи замаливать. Ан нет, всё туда же…

А здесь, на Западе, как я вижу, и богатством-то даже неприлично кичиться, и отношение к богатым совсем другое! Да и сами они в общем-то совсем другие. На Западе в моде чопорная буржуазная респектабельность, а у нас, как когда-то, купеческий разгул и дикая азиатчина. Подумать только: у нас ведь богатеев ненавидят все поголовно. Удивительно, но наша история ничему никого не учит. В школе все миллионеры наши в большинстве троечниками да второгодниками, видимо, были. Потому и не знают, что народ российский долго терпит, но уж если совсем прижмет его, то мало никому не покажется.

— А ты все так же, как и прежде, пофилософствовать, смотрю, горазда, — с легкой иронией констатировал Андрей.

— Ты вот, например, как я поняла, совсем не похож на нынешних наших «захребетников». Тоже миллионером благодаря своему папаше покойному стал, а все такой же белый и пушистый, — язвительно ответила на это Ольга.

Оба замолчали.

— Так, далее в нашей программе, как я понял, намечена встреча в Инсбруке с Томасом Майнхофом? Или я ошибаюсь? — спросил Андрей, подъезжая к дому Станислава. — Ну, тогда до скорой встречи.

Кивнув головой и быстро чмокнув его в щеку, Ольга проворно вышла из машины, помахала ему рукой и скрылась в подъезде дома, где мгновенно зажегся свет.

Томас Майнхоф жил в центре Инсбрука в стандартном двухэтажном немецком доме старинной постройки с небольшим участочком стриженой травки возле него.

После протяжного звонка ни калитку, ни дверь в его квартиру долго никто не открывал. Наконец автоматически открылась небольшая калитка и одновременно распахнулась мощная дубовая дверь в дом. На пороге стоял маленький старичок-боровичок и, близоруко щурясь, внимательно оглядывал обоих. Он несколько раз при этом переспросил: кто они, откуда, кто их прислал к нему. И лишь потом пригласил войти. В чистенькой, аккуратной комнате на втором этаже, куда они поднялись по почти вертикальной скрипучей лестнице, сразу бросались в глаза старинные фолианты, расставленные на простых сосновых стеллажах, красивые статуэтки настоящего мейсенского фарфора, другие антикварные безделушки и картины.