Семейная тайна

– Алеша, – Лидия Сергеевна, видимо, все же не удалилась в кухню готовить обед и оставалась где-то неподалеку, чтобы следить за происходящим. Теперь она влетела в комнату, словно орлица, готовая биться до последнего, защищая родного сына. – Алеша, ты же не можешь бросить его без помощи! Ты не видел этого человека, а я видела! Он настоящий бандит, Алеша, он убьет Макса… Мы же можем действительно продать дом. Если санаторий все равно закроют, он нам больше не нужен. Переедем в город, поближе к детям, к внукам, а дом…

– Санаторий не закроют!

Все обернулись на быстро вошедшего в комнату Новикова.

Ася присвистнула: Андрей Павлович вид имел самый победный, аж светился от радости. Теперь понятно было, чего нашла тетка Александра в этом добром докторе. Действительно, улыбка совершенно преображала его простое, не особенно запоминающееся лицо. Она сияла не только на губах, но словно бы шла откуда-то изнутри – улыбались глаза, щеки, лоб, кажется, даже кончики ушей.

– Мне только что звонили из Минздрава, – продолжал Новиков. – Недавняя комиссия нашла санаторий образцовым. Бухгалтерские отчеты их вполне удовлетворили. И Греков – под давлением, конечно, – вынужден был признать закрытие «Владимирского» нецелесообразным. Поздравляю, Алексей Михайлович!

Он шагнул к деду и затряс его жилистую руку.

Воронцов с трудом поднялся на ноги, обнял Андрея и похлопал по плечу, растроганно приговаривая:

– Спасибо, голубчик! Спасибо, Андрей!

– Папка, – взвизгнула Ника и тоже полезла к отцу обниматься.

Александра лишь перекинулась с Андреем счастливыми взглядами и тоже расплылась в улыбке…

– Ты послушай, – тут же, посерьезнев, по-деловому заговорил с Новиковым дед. – Нужно сейчас же связаться с Моргуновым по поводу… Эх, нет, это я сам. Сегодня не выйдет, конечно, но завтра я подъеду…

– Алеша, я никуда тебя не отпущу, – заволновалась бабка. – В таком состоянии… Тебе еще нужно пройти обследование…

– Да погоди ты, Лидия, с обследованием. Дел столько! Провалялся, как чахоточная барышня…

Дед уже кипел жаждой деятельности, хотя и заметно было, что подъем на ноги сильно его вымотал.

Ася заметила, что отец, оставшийся вроде как не у дел, нехорошо ухмыльнулся.

– Ну, что же, можно сказать, хеппи-энд? – выплюнул он. – Все довольны, все смеются! А мне подыхать можно, да? Кому какое дело. Просрал гребаные накладные – все, не человек теперь!

– Да ты на себя посмотри, человек! – укорил его Воронцов. – Сорок лет почти, взрослый мужик! А ломаешься, как подросток. Ни одного дела толком доделать не можешь. Накладные потерять – как это возможно вообще? Тебе голова для чего, шапку носить? Или подсчитывать, как тебя отец обидел, что тебе недодал?

– Оу, ну, ясно, – скривился Макс. – Ладно, пап, сейчас позвоню Олегу, пусть приезжает закапывать меня в ближайшем лесу, как он грозился.

– Подожди! – вскрикнула Ася.

Накладные, накладные…

Это все утро вертелось в голове, и вдруг она вспомнила!

Девушка выбежала из комнаты, рванулась на террасу, порылась в сваленных кое-как на кушетке вещах и выудила рюкзак. Быстрым шагом, на ходу перерывая сумку, она вернулась в комнату и сунула отцу в руки стопку подмоченных и кое-как высушенных листков бумаги.

– Это ты потерял? Эти накладные?

Макс, не веря, перебирал листки, быстро шевелил губами, сверяя какие-то данные, дрожащими руками перевернул всю стопку, заглянул в конец, где стояли подписи и печати.

Наконец перевел взгляд на дочку:

– Откуда это у тебя?

– Оттуда, откуда и вся остальная твоя хрень, – отозвалась Ася. – Подобрала в аптеке, пока ты с «рыбой моей» в подсобке обжимался.

– Аська, господи, – он шагнул к ней, обхватил все еще нервно трясущимися руками. – Аська, доченька… Ты меня… ну, спасла, что ли.

– Да отстань ты, – неприязненно поморщилась она, отстраняясь от отцовских объятий.

– Что же ты раньше не говорила, что они у тебя?

– Что же ты раньше не говорил мне, что случилось, а только нудел, как все тебя обижают, и выдумывал, с кого бы стрясти денег?

– Как ты с отцом разговариваешь? – тут же взвилась Лидия Сергеевна.

Но Алексей Михайлович тут же ее осадил:

– Какой отец, так и разговаривает.

Отец смотрел на нее, и в глазах его было какое-то болезненное выражение. Потом он хмыкнул, криво усмехнулся и, сложив бумаги стопкой, наигранно весело произнес:

– Ладно, раз все у нас теперь пучком, пойду доложу Олегу, чтоб не трудился меня мочить.

Он быстро вышел из комнаты и пошел вверх по лестнице, ссутулив плечи.

От всего этого гомона у Аси разболелась голова.

Подобрав опустошенный от бумаг рюкзак, она вышла во двор.

В груди еще что-то тонко дрожало – слишком многое обрушилось на нее за одни сутки.

Ночь с Артемом, ссора, злые слезы разочарования, пришедший в себя дед, отец – жалкий и беспомощный, поджавший хвост…

Чувства свивались внутри тугим узлом, в них нужно было разобраться, распутать, осознать.

Ася сунула в рот сигарету и пошла к калитке – в доме все сейчас не в себе – орут, плачут, обнимаются, вряд ли кто из родственников пойдет во двор и запалит ее с сигаретой.

Еще не полдороге она заметила маячивший у калитки со стороны улицы вихрастый рыжий затылок.