Она вошла в помещение и замерла: запах вытертой кожи, трубочного табака и засушенных растений вызвал тысячи воспоминаний. Эта комната была отцовской больше, чем какая-либо другая. Она служила и кабинетом, и библиотекой. Ровена, Виктория и Пруденс проводили там многие часы за чтением или тихими играми, пока отец работал, разбирая и раскладывая дюжины ботанических образцов, собранных на природе или выращенных в оранжерее. Известный ботаник, он любил поговорить о работе, и Ровена часто задавала вопросы с единственной целью услышать теплый, пропитанный радостным возбуждением голос отца.
Сглотнув комок, она не стала садиться в отцовское кресло за полированным столом и опустилась в удобное кресло напротив одного из четырех мансардных окон.
Ровена потягивала бренди, и по телу медленно растекалось успокаивавшее нервы тепло.
— Жаль, что ваша супруга не смогла прийти, — раздался за спиной Ровены голос, и девушка узнала отцовского стряпчего.
— Она плохо себя чувствует, и я подумал, что будет благоразумнее, если она останется дома. Осенью Лондон кишит болезнями, — ответил дядя.
— Мудрое решение.
Ровена подалась вперед, желая обозначить свое присутствие, но дядя продолжил:
— К тому же она не одобряет полученное племянницами воспитание. Боюсь, что бедный Филип был одинок в своих взглядах. Просто чудо, что девочки не выросли отъявленными суфражистками.
Надо немедленно положить этому конец. Ровена сдержанно кашлянула, поднялась и оказалась лицом к лицу с дядей. Мужчины вздрогнули.
— Извините, — произнесла она. — Я, видно, задремала.
— Неудивительно, — быстро подхватил мистер Барри. — У всех нас был тяжелый день. Мои глубочайшие соболезнования, мисс Бакстон.
— Благодарю. — Ровена повернулась к дяде. — Гости уже ушли?
— Расходятся последние. Слуги о них позаботятся. Присядем?
Ровене нравился мистер Барри. Его тонкий крючковатый нос, которым он гордился, словно медалью, составлял разительный контраст с неряшливыми седыми космами, торчавшими из-под шляпы. Стряпчий прошел к письменному столу и открыл саквояж. Когда он уселся в отцовское кресло, Ровена поспешно отвела взгляд и устроилась на стул перед столом. Дядя занял соседний.
Мистер Барри откашлялся:
— Ничего неожиданного в завещании нет. Помимо доли в семейном поместье, ваш отец получил крупную сумму, когда был удостоен рыцарского звания. Он удачно вложил деньги, и вы с Викторией являетесь единственными наследницами.
Ровена кивнула. Кто же еще? Отец был младшим сыном в семье, а потому не имел благородного титула, который мог бы передать наследникам мужского пола, если бы они у него были.
— Тем не менее он назначил доверенным лицом и хранителем капитала вашего дядю до тех пор, пока вам не исполнится двадцать пять, или до сочетания браком с достойным человеком — в зависимости от того, что произойдет раньше.
Ровена нахмурилась и забарабанила пальцами по подлокотнику:
— И что это означает?
— Ваш дядя или его поверенный будут оплачивать все ваши расходы и надзирать за вашими вложениями, пока вы не достигнете возраста наследования. Таким образом ваш отец хотел защитить вас и Викторию от многочисленных охотников за богатством.
И хотя эти меры казались разумными, при более пристальном рассмотрении обозначились первые неудобства. Означает ли это, что на ближайшие три года ответственность за ее судьбу возлагается на дядю? И он займется одобрением гипотетических женихов? Не то чтобы свадьба была на носу, но мысль о надобности заручаться дядиным разрешением в случае денежных расходов…
— Значит, по сути, ничего не изменится? Отныне счета будут отсылаться дяде, а не… отцу? — На последнем слове Ровена запнулась.
— Именно так, — кивнул мистер Барри.
— Мы с вашей тетей обсудили положение дел и пришли к выводу, что вам лучше провести зиму в Саммерсете, — подал голос граф.
— Благодарю за предложение, дядя. — Ровена тщательно подбирала слова. — Но мне кажется, что чем меньше перемен, тем полезнее для здоровья Виктории. Нам лучше по возможности придерживаться привычного образа жизни… — Она замолчала, понимая, что прошлую жизнь уже не вернешь.
— Будьте добры, оставьте нас наедине, мистер Барри. Теперь это семейное дело, — произнес дядя Конрад.
— Еще раз приношу свои соболезнования, мисс Ровена, — сказал стряпчий. — Ваш отец был хорошим человеком и добрым другом.
Она кивнула, не в силах выговорить ни слова.
Когда мистер Барри ушел, дядя повернулся к Ровене. Его глаза светились такой добротой, что она поразилась. От сходства с отцом у нее перехватило дыхание. Тот же решительный подбородок, те же нос с горбинкой и зеленые глаза. Впрочем, нет. Во взгляде отца читалась добродушная веселость, а дядюшка смотрел серьезно и мрачно — без сомнения, результат многолетней ответственности за родовое имение и титул.
— А ты не думаешь, что лучше полностью порвать с прошлым? В этом доме вас с сестрой будут преследовать печальные воспоминания. К тому же мы с тетей Шарлоттой не уверены, что вообще будем его содержать. Особняк в Белгравии намного просторнее и расположен удачнее.
Ровена вздернула подбородок: