Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба

В сентябре состоялась его долгожданная поездка к Горькому на Капри, которой предшествовала подготовительная переписка Марии Валентиновны с директором-распорядителем издательства «Знание» К. П. Пятницким, устроившим их приезд.

Эту свою поездку на Капри Шаляпин не забыл никогда. «Против своего обыкновения ждать гостей дома или на пристани, Горький на этот раз выехал на лодке к пароходу мне навстречу, — вспоминал он в книге „Маска и душа“ двадцать один год спустя после этих событий. — Этот чуткий друг понял и почувствовал, какую муку я в то время переживал. Я был так растроган этим благородным его жестом, что от радостного волнения заплакал. Алексей Максимович меня успокоил, лишний раз дав мне понять, что он знает цену мелкой пакости людской…»

Дни, проведенные у Горького на Капри, оживили Шаляпина. Горький также советовал ему ехать в Россию, обещал свою поддержку и помощь.

В середине сентября Шаляпин возвратился в Петербург.

Первый спектакль «Борис Годунов» в Мариинском театре 19 сентября прошел безо всяких эксцессов, при переполненном зале и с огромным успехом. Казалось, шум вокруг Шаляпина постепенно утихал. Но в Москву он ехать боялся. Этот город, когда-то сделавший ему имя, теперь, как казалось Шаляпину, был настроен по отношению к нему враждебно. Иола Игнатьевна уверяла его, что инцидент забыли, о нем никто уже не вспоминает, но Шаляпин медлил.

Наконец в декабре он решился приехать в Москву. Невозможно было и дальше игнорировать город, в котором жила его семья.

Газеты сообщили о приезде Шаляпина, с удивлением отметив, что певец «выказал удивительную твердость» и не только не принял никого из журналистов, но даже и ни с кем не говорил по телефону.

— Довольно уже писали всяких небылиц в Петербурге, — заявил он. Было ясно, что Шаляпин устал от назойливого внимания прессы.

Чтобы как-то выйти из того затруднительного положения, в котором он оказался после скандала, и поддержать свою репутацию, Шаляпин решился дать благотворительный концерт в пользу голодающих. С его стороны это был поступок, если учесть его нелюбовь ко всякого рода благотворительным концертам и подобным акциям. Ему было легче пожертвовать деньги просто так.

Но этот концерт, состоявшийся днем 26 декабря 1911 года в Большом зале Благородного собрания, был нужен прежде всего самому Шаляпину. Это был его шанс оправдаться перед московской публикой, вернуть себе утраченное доверие москвичей.

Одной из устроительниц этого благотворительного концерта стала Иола Игнатьевна, понимавшая, что она должна помочь Шаляпину в этот деликатный момент. Она же вместе со старшими девочками Ириной и Лидией продавала в одной из боковых зал программы с портретом и автографом Шаляпина, что привлекало к себе особое внимание публики. На концерте присутствовала вся московская знать — Карзинкины, Поповы, Фирсановы, Востряковы, Тарасовы, Морозовы. Были представители интеллигенции — композитор Р. М. Глиэр, директор Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества, виолончелист А. А. Брандуков, пианист Ю. Венявский (брат известного скрипача Г. Венявского) и другие.

Шаляпин пел «Милосердие» Форе, «Трепак», «Семинарист» и «Забытый» Мусоргского, «Вакхическую песнь» Глазунова, «Аладдин» Кенемана, «Ой, честь ли то молодцу» Сахновского, «Былину об Илье Муромце» (при участии вокального квартета). На бис спел «Старого капрала» Даргомыжского и романсы Рахманинова под аккомпанемент автора.

Несмотря на то что Шаляпин был простужен, концерт прошел с огромным успехом. Удалось собрать огромную выручку — больше 10 000 рублей.

Газеты откликнулись на концерт восторженными рецензиями. И это касалось не только материального результата благотворительной деятельности Шаляпина, но и необыкновенной художественной стороны исполнения. «Концерт этот никоим образом не походил на обычный тип благотворительных концертов, в которых под видом блага отсутствующим нередко приносят зло присутствующим, — писал один из журналистов. — Шаляпин взывал им к московской публике: „Хочу с тобой я примириться!“ И публика, по крайней мере бывшая на концерте, как будто откликнулась на этот зов: без конца аплодировала артисту и вызывала его, частью даже стонала, ревела, грохотала».

Москва примирилась с ним. Теперь здесь снова можно было жить, работать, творить…

1910-е годы — время огромной, небывалой славы Шаляпина. Его имя гремело повсюду. Едва он появлялся — среди публики в зале, на отдыхе или в дорогом ресторане, — как по залу пробегал восторженный шепот:

— Шаляпин! Шаляпин! Смотрите, пришел Шаляпин!

Высокий, могучий, аристократически сдержанный и величественный, он проходил победителем через толпу растерянных, изумленных, обожающих его зевак. В России Шаляпин стал идолом, кумиром поверженной его талантом толпы. В Москве в магазинах продавали уже не только пластинки или карточки с изображением Шаляпина, но и конфеты, и одеколон «Шаляпин». Его имя говорило само за себя!