Семейная жизнь Федора Шаляпина: Жена великого певца и ее судьба

В страданиях Джузеппина Торнаги не утратила мужества. Avanti е coraggio — эти слова стали девизом ее жизни. Раз эта жизнь война, нужно запастись мужеством и терпением, выдержать все испытания достойно, и тогда Бог наградит их. Так она воспитывала и свою Иоле: «После сильной грозы наступит хорошая погода, и ты увидишь, что и для тебя настанет день, когда ты получишь воздаяние за все, что вынесла».

И стоит ли удивляться тому, с каким терпением и самоотречением несла свой тяжкий крест Иола Игнатьевна?

Самые счастливые моменты для двух женщин наступали тогда, когда Иола Игнатьевна с детьми приезжала в Италию. Джузеппина Торнаги считала дни до приезда дочери, а потом… считала дни до ее отъезда, и когда это счастливое время заканчивалось, горько плакала, вновь оставаясь одна.

Теперь это была одинокая пожилая и очень больная женщина. От той гордой красавицы с высоким лбом и огромными глазами, в облике которой было что-то от Марии Стюарт, не осталось и следа. Джузеппина Торнаги превратилась в сгорбленную старушку, полную, маленькую, седую. Все меньше она выходила из дома. В последние годы мир сузился для нее до ее маленького домика в Монца, до ее villa Primavera (вилла «Весна»). Весной и летом она целые дни проводила в кресле в саду. Такой она и осталась запечатленной на последних своих фотографиях. Рядом виднеется белая стена дома, окно, закрытое жалюзями, лестница, прислоненная к стене. Джузеппина Торнаги расположилась под тенистыми ветвями деревьев, скрывающих ее от безжалостно палящего солнца. Вместе с ней — ее единственные друзья, две собаки, Гиги и Бо, покорно сидящие у ее ног. О чем она думала в эти последние спокойные дни? Вспоминала ли прошлое или молилась о бедной своей дочери, обреченной страдать где-то одной в чужой далекой стране безо всякой надежды на избавление?..

Одну из последних своих поездок Джузеппина Торнаги совершила в Милан. Поклонилась — в последний раз! — «дорогим могилам» своих родителей и родных, а потом, задыхаясь, с трудом добрела до Миланского собора, где долго молилась со слезами на глазах о своих детях, которых ей вскоре предстояло покинуть.

В конце 1912 года ей стало совсем плохо. Она слабела с каждым днем. «Я совсем пала духом от того состояния, в котором нахожусь. Поверишь ли, я похудела на тринадцать килограммов, кожа на мне висит, и я теряю между рук мое тело», — это было ее последнее письмо в Москву. Иола Игнатьевна поняла, что конец близок. Взяв с собой маленького Федю, она отправилась в Монца.

В это время Шаляпин был в Петербурге. Опять, как и семь лет назад, когда Иоле Игнатьевне требовалась его поддержка и помощь, он был занят и не мог уделить ей ни минуты внимания. В трудные моменты он неизменно держался на расстоянии, предпочитая писать ласковые и успокаивающие письма «милой своей Иолинушке», которые должны были показать ей его участие и заботу.

«Я знаю и предполагаю, милая Иола, что тебе сейчас приходится переживать, — писал он, — однако прошу тебя и советую не беспокоиться. Детишки, слава Богу, все здоровы, я с ними два или три раза разговариваю по телефону, они веселы и хорошо занимаются… Бедная бабушка, воображаю, как она страдает. Думается мне, что она не имеет много шансов на полное выздоровление. Очень печально это, конечно, но ты должна примириться с мыслью о развязке и не убиваться очень. Что же делать? Это же все вполне естественно. Забери себя покрепче в руки и думай больше всего о своем здоровье… Будь же здорова, дорогая Иолашка, coraggio е coraggio! Пусть Бог дает тебе силы, а я обнимаю тебя крепко и целую.

Еще раз: успокойся и волнуйся поменьше, все мы тебя очень любим. Твой Федор».

Но Иола Игнатьевна не могла не волноваться. Она не принадлежала к тем людям, которые, жалея себя, могут не обращать внимание на страдания других. А тем более сейчас, когда у нее на глазах умирала ее горячо любимая мама. Иногда, на короткие мгновения, Джузеппине Торнаги становилось лучше, болезнь отпускала ее, но вскоре все начиналось сначала, и бедная женщина, пожираемая мучениями, приближалась к своему неминуемому концу. Иола Игнатьевна была в отчаянии. «Уверяю вас, что это очень тяжело — видеть свою бедную маму и страдать, что ты не можешь ей помочь», — писала она в Москву Ирине.