– Точно! – Матвейка, наконец-то, согрелся и теперь держал горячую кружку за ручку, а не двумя руками за бока, как раньше. – Чеширский говорил, что штандартенфюрер этот по каким-то совсем секретным делам приехал и может даже начальнику гестапо приказывать.
– Фамилия у него есть?
– Фон Рудж. – Матвей почесал в затылке. – И ещё Чеширский говорил, что Руджа этого немцы и сами побаиваются. Злой он, холодный, как зыркнет – мурашки по коже.
– Ты его видел? – осведомился командир отряда.
– Ага.
– И что?
– Фашист как фашист, чтоб ему пусто было. – Подросток подумал и добавил: – Только я его издали видел. И вечером. Он днём не выходит.
– Не простой фашист, получается, – протянул Ветров. Командир отряда был не местный – присланный из Москвы офицер НКВД – и знал о немцах гораздо больше остальных. – «Аненербе» секретными делами занимается, и я ума не приложу, что этой организации понадобилось в Озёрске.
Юный Столяров лишь руками развёл, показывая, что разделяет недоумение Ветрова.
– Где этот фон Рудж чаще всего бывает?
– Говорят, в графской усадьбе.
– Говорят? А ты не видел?
– Я ж сказал: он днём вообще не появляется, – округлил глаза парнишка. – Ночью выходит и уезжает сразу.
– Нужно проследить, – жёстко приказал Ветров.
– Слушаюсь.
– У тебя в усадьбе знакомые есть?
– Ну, есть. Нюрка Ластикова, тёти Паши, поч-тальонши, дочка. Я через неё и…
– Вот-вот! – перебил Ветров. – Только через неё. Она местная, подозрений не вызовет.
Только что закончилась кинохроника – очередной выпуск «Die Deutsche Wochenschau», – и в зале на полминуты включили свет.
– Ах, поскорее бы, – сквозь зубы бросил Пётр соседу, белобрысому здоровяку в форме гауптштурмфюрера ваффен СС. – Знаете, Мюллер, Цара Леандер – моя любимая актриса.
Капитан скривил губы:
– Говорят, эта Леандер – еврейка.
– Еврейка на экранах рейха?! – Фон Рудж театрально вытаращил глаза. – Вы шутите, мой дорогой. Она шведка! Доктор Геббельс не пропустил бы на немецкие экраны еврейку!
– Но её талант…
– Мюллер?
Гауптштурмфюрер опомнился и с лёгкой нервозностью произнёс:
– Разумеется, господин штандартенфюрер, никаких евреев на экране.