Семейное дело

– Приятелю своему расскажи.

– Он пришёл?! – Сулир проснулся молниеносно. – Что делает?

– Экскаватор завёл и пашет, как Кортес за деньги. – Дикарь почесал пузо. – Надрывается, словно в последний раз, мля, я бы так даже после трёх бутылок виски не смог.

– Видел его?

– Ещё нет… – Шапке очень хотелось добавить: «И не увижу», но он решил пока не нагнетать. – Далеко слишком.

– Подойди ближе, – распорядился Кумар. – Я хочу знать, кто пришёл.

– Приезжай, мля, сам всё увидишь.

– Не умничай. – Шас вскочил с кровати и пробежался по спальне, совершенно растерянный, не знающий, за что хвататься. – Видео снимаешь?

– Он «Накидку» использует.

– Хитрый.

– Поэтому я и не хочу к нему приближаться, – объяснил осторожный дикарь. – Мало ли что он ещё удумал.

– Следи за ним, – распорядился Кумар, возвращаясь на кровать. – Если он что-то найдёт – звони немедленно.

– Обязательно… – Газон отключил телефон и закончил: – Размечтался, мля.

Он уже понял, что найти неведомый гость мог только одно – настоящий тайник, – и искренне надеялся, что у него не получится. Потому что если тайник отыщет Сулир, у него, мужественного и сильного Газона, будет возможность хоть как-то поучаствовать в дележе добычи, а неведомый «стахановец» ничем ему не обязан и дать ему может разве что пулю.

– Ладно, молдаванин, подойду поближе, чёрт с тобой. – И Шапка, восхищаясь собственной смелостью, сделал полшага из-за колонны.

* * *

Старый доходный дом темнел, вгрызаясь горбатой крышей в ночное небо, и, кажется, скрипел всем, чем только можно. Симпатичный, только не ухоженный днём, по ночам он превращался – в представлении Цыпы, естественно, – в сосредоточие озёрской мистики и Тьмы, казался склепом, чудовищными вратами, проводящими в мир иной, подземный, населённый монстрами, мертвецами и колдунами.

Борис был парнем современным, не глупым, не трусливым и, разумеется, не верящим в ту голливудскую ерунду, которой хитроумные продюсеры щекочут нервы обывателям. Все эти чудовища, оборотни, фреддикрюгеры и прочие джейсоны-пятницы – всё это суть фантазии сценаристов на окладе, вымотанных отцов семейств, лысых, обрюзгших, скучных и местами злобных, вынужденных придумывать «невероятное», чтобы оплатить ипотеку. Цыпа был достаточно взрослым и достаточно циничным парнем, чтобы всё это понимать, однако проклятый дом заставлял его нервничать.

Было в обители Валерии Викторовны что-то неуловимо непонятное, загадочное и особенно – по ночам.

– Чушь всё это, – проворчал про себя Борис. После чего огляделся, убедился, что стоит на ночной улице совершенно один, и быстро полез по берёзе на привычную ветку в надежде, что хоть сегодня ему повезёт.

Должно повезти!

В конце концов, сколько можно терпеть неудачи?!

«Лера! Сука ты красивая! Разденься и покажись!»

С недавних пор он звал её просто – Лера. И в мыслях, и наяву, и в мечтах… В сладких мечтах…

Лера…

Прекрасная, как фея, неприступная, как Эверест, желанная, как… Тут сравнения отсутствовали, поскольку никого ещё, даже первую свою любовь – двадцатилетнюю папину «стажёрку», – Цыпа не хотел так сильно и страстно. Тем более что со «стажёркой» у него всё сладилось, а как подступиться к гордой Валерии Викторовне, он не имел понятия.

Это бесило.

И затея с фотоаппаратом постепенно трансформировалась: желание оскорбить, унизить, ославить на весь город исчезло, теперь Борис предполагал устроить недотроге настоящий шантаж и таким образом заполучить то, что не достаётся «по-хорошему».

План Цыпе нравился, однако смущали его две детали.

Первая – ухажёры красавицы. О Ройкине в городе говорили негромко, отзываться предпочитали с уважением или, на худой конец, нейтрально – молодой опер считался любимчиком начальника полиции, хватку свою уже показал, равно как здоровую злопамятность, и без нужды с ним предпочитали не связываться. И даже с нуждой – договариваться.

Так о Ройкине отзывался Цыплаков-старший, а Боря папе верил.

Что же касается Анисима, который тоже стал виться вокруг Леры, то тут даже говорить ничего не требовалось – одной фамилии достаточно.

«Сотрут они тебя, – нашёптывал Цыпе разумный внутренний голос. – Оставь девчонку в покое, не про твою честь».

Но юношеская гордость, помноженная на подростковое желание, даёт порой удивительный по дерзости и дури результат, и Борис решил рискнуть.

«Классно будет, если она и с Анисимом закрутит! А там, где двое, – и третьему место найдётся…»

Вторая же загадочная и немного тревожная деталь появилась сегодня.

Тот факт, что молодая учительница бросилась спасать ребёнка прямо в стаю разбушевавшихся псов, сам по себе выглядел подозрительно. Но если его при желании ещё можно было списать на аффект, на приступ героизма или глупости, то результат превзошёл все ожидания.