Семейное дело

…Ехать в машине было куда веселей, чем пробираться пешком по лесу. Ровно урчал двигатель, пробегали за окнами тёмно-зелёные, тронутые серебристой изморозью ёлки, и очень скоро впереди, за ракитником, показалась ровная болотная гладь.

– Лёд! – храбрясь, воскликнул Матвей. – С виду, пожалуй, крепкий!

Девчонка всё же осторожничала:

– Может, дальше пешком?

– Ага, пешком. Двадцать миль! Да ты не бойся – дверцы откроем, а если лёд затрещит – выпрыгнем, успеем!

– Угу… Только ты не гони.

– Да мы и так…

Свернули. Выехали на лёд. Покатили тихонечко, на первой передачке, но… Но уехали недалеко.

Лёд треснул примерно через сотню ярдов. Треснул громко, ясно предупредив о намерениях, и подростки успели выскочить. А грузовик, махнув на прощание тентом, ушёл в трясину. Быстро всё произошло – буквально в секунды! Вот только что ехали, был грузовик – и на тебе! Как не было! А ведь от берега не так и далеко успели отъехать…

– Говорила же, что не удержит нас лёд, – заметила Нюра.

Матвей же лишь руками развёл, только собрался ответить, как вдруг повернулся к берегу, среагировав на быстро приближающийся гул.

– Немцы! – ахнув, парнишка кинулся в снег. – Танки, Нюрка! Ложись! Ну! Чего стоишь-то, дура?

А Нюра смеялась! Счастливо и совершенно открыто, никого не боясь. Смеялась, а по бледному лицу её текли слёзы.

– Э-эй! Ты что ржёшь-то?

– Это наши танки, Матвей, – сквозь слёзы промолвила девушка. – На башнях-то – звёздочки красные!

* * *

– Где я? Эй! Кто-нибудь…

Слабый голос девушки разбудил задремавшего в кресле масана. Не от усталости задремавшего, скорее – от монотонности и скуки ожидания. Последние два часа Пётр не сводил глаз со спящей девушки, думал о чём-то, думал… и не заметил, как отключился.

– Где я?

– Вижу, тебе уже лучше, любовь моя! – Пётр буквально выпрыгнул из кресла и присел у дивана на корточки. Взял девушку за руку. Улыбнулся.

– Лучше? – Эльвира недоумённо уставилась на вампира.

Потом огляделась и поняла, что находится в «дневной» комнате Бруджи, в сумрачном кабинете без окон, что прятался в подвале виллы… Письменный стол, два кресла, книжные полки, диван… Диван разложен и застелен, она – на диване. Почему?

– Мы – дома? – Брови девушки удивлённо приподнялись. – Но… как?

– Ты ничего не помнишь?

– Вчера… – Эльвира внимательно посмотрела на любовника. Потом – на настольную лампу, дающую приглушённый свет, прищурилась, сосредотачиваясь, скривилась от головной боли. – Вчера…

Проклятый осведомитель!!

Вот он заглядывает в окно «Мерседеса», вот она не успевает предложить ему сесть в машину, вот он…

– Он стрелял в меня!

– Да, – подтверждает масан, но Эльвира его не слышит.

– Три пули в грудь! Потом он стрелял в голову, но промахнулся!

– Да.

– И последний выстрел – снова в грудь.

– Всё так.

– А потом… – Девушка трёт лоб, но «массаж» не помогает. Её воспоминания заканчиваются на выстрелах, потому что не хочется помнить жуткую боль. Нет желания снова переживать ужас смерти и кошмар восстановления, и потому мозг отсекает неприятное.

– Ты кое-как регенерировала и приехала сюда, – коротко рассказал Пётр. – Ты была в совершенно невменяемом состоянии. Всё кричала, что потеряла «Око василиска», а потом свалилась без сознания и пришла в себя только сейчас.

– «Око» пропало, – неуверенно произнесла Эльвира. – Наверное. Не помню…

– Один раз проснулась, чтобы попить, а на второй раз я накормил тебя куриным бульоном. Но ты всё делала с закрытыми глазами.

– Кажется, я помню бульон, – улыбнулась девушка. – Спасибо.

– Не за что, моя радость. – Масан чуть подался вперёд и поцеловал любимую в лоб. – Ты сделала бы для меня то же самое.

– Наверное…

– Не сомневаюсь.

– А что было дальше?