Семейное дело

Вера, очевидно, ожидала встретить нахрапистого рвача, примчавшегося за негаданно свалившимся наследством папаши, и моя неосведомленность не входила в её план «жесткого» разговора. Несколько мгновений девушка прикидывала, говорить мне или нет, и, наконец, решила рассказать о наследстве сама, нежели это сделают другие.

– Загородный дом, квартира и машина полностью перешли твоему отцу после смерти моей матери, – сказала она. – Он часто ездил заграницу. Но без моего деда он бы ничего не сделал. Формально Владимир мне никто. После смерти матери мы решили поделить всё по справедливости. Но по закону в наследство можно войти через полгода, и мы договорились, что мою часть твой отец заплатит мне деньгами. Теперь всё надо начинать сначала. Думаю, ты понимаешь, что не имеешь к этому никакого отношения?

– Понимаю, – ответил я, действительно не представляя тогда все юридические тонкости вопроса. – Ты прописана здесь?

– Нет. Эту квартиру мой дед покупал для матери.

– Ты собираешься здесь жить?

– Не знаю, – неопределенно ответила Вера. – Квартиры на дорогах не валяются.

А папаша мой, похоже, удачно женился второй раз, подумал я без всякой зависти или сарказма – его жизнь была мне совершенно безразлична, – и проговорил:

– На днях я уезжаю, и, честно говоря, не представлял, что делать с барахлом?

Вера недоверчиво покосилась на меня и спросила дружелюбнее:

– Если хочешь есть, возьми в холодильнике яйца и масло.

– А как ты узнала о смерти, кто он тебе – отчим? – спросил я, разбивая над сковородой яйцо.

– Я же говорю – никто. У меня есть отец. Я получила телеграмму от соседки.

– От той, что за котом присматривает?

– Угу.

– Тоже поздно получила?

– Вовремя. Раньше приехать не могла. Муж в Италию собирался. Отцу-то твоему все равно уже не поможешь.

Я согласно кивнул.

– Мне тоже телеграмму прислали. Правда никто не признаётся – кто.

Я бросил на стол сложенный вчетверо лист. Вера вытерла рот и руки вафельным полотенцем и за уголок двумя пальцами взяла бланк.

– Наверное, из редакции, – сказала она. – А зачем они адрес отстучали?

Мы переглянулись. Сообразительная девушка.

– Ты знаешь кого-нибудь из близких друзей отца? – спросил я.

Вера пожала плечами.

– Многие называли себя его друзьями. Но про близких друзей я не слышала. Бывал тут его приятель. Пашин, что ли? Они оба в верховном совете работали. Я его дядя Саша звала. Да нет, он назвал бы себя. О тебе, кроме матери и деда, никто не знал. Я сама совершенно случайно поняла, что ты есть, когда ты в университет поступал. Кто-то от вас позвонил и сказал, что с экзаменами всё в порядке, ты поступишь. Владимира не оказалось дома, и ему просили передать. Я тогда замуж выходила, собиралась переезжать, и мне их дела до фонаря были. Он что, твою мать бросил?

– Нет. Она умерла. А как найти этого Пашина?

Вера снова пожала плечами.

– У меня где-то его телефон записан. Я потом поищу. А зачем он тебе?

– Не знаю. Поблагодарить.

– Ой! Я тебя умоляю! Ему твоя благодарность, как телеге лишнее колесо!

Я доел яичницу, неторопливо размышляя. Оказывается, отец всё же интересовался мной, раз ему звонили и рассказывали обо мне. Интересно, знала ли Вера, что наши родители встречались в юности. Я рассказал о фотографиях в папке.

– Мать что-то говорила! – ответила Вера. – Когда они поженились, мне было года три. Мать разошлась с отцом. Потом появился Владимир. Дед купил квартиру. Или наоборот: сначала дед купил, затем объявился твой отец. Мать говорила, что он до этого год чуть ли не каждую неделю летал к ней.

– Когда это было?

– Откуда же я помню! Я чуть старше тебя была.

– А дальше?

– В детстве я у деда пропадала. Когда тут оставалась, мы с Владимиром только за завтраком или за ужином виделись. Я в их жизнь не лезла. Вроде он мать любил. Если в командировку укатит, то по полтора часа вечером по телефону плакались о чём-то. Для других он, наверное, был человек неплохой. Но какой-то странный. Вежливый до нуди. Тихо говорит. Мне казалось, корчил из себя интеллигента. Хотел соответствовать семье. Однажды я про мать что-то брякнула. Он на меня глянул, словно по голове огрел. После этого мы с ним только да нет и привет. Он меня презирал. Особенно после её болезни. В жизни мы все ошибаемся. Я думала, с мамой ничего страшного. Рядом Владимир.

Вера замолчала, видно, решив, что и так много рассказала постороннему.

– Ты говоришь, для других он был неплохой. А для своих? – спросил я.

Вера долго молчала. Потом сухо ответила:

– Он предал моего деда, которому обязан всем. Мать этого ему не простила.

Я исподлобья взглянул на Веру.

– Всего я не знаю. Мне это было неинтересно. Студентом твой отец вроде какие-то политические плакаты про Чехословакию писал. Потом что-то в защиту Сахарова или Солженицына. Тем от этого ни холодно, ни жарко было, а его выслали в Александров, кажется. Позже, когда всё улеглось, мой дед сделал всё, чтобы спасти Владимира. Чтобы его карьера сложилась. – Она помолчала. – Потом щелкопёр в газетёнке твоего папаши всё переврал и выставил деда гебешной мразью. А твой отец подписал материал к печати.