Семейное дело

Мириам с трудом брела по снегу, отмечая, что следы на нем постепенно начинают исчезать. Время от времени с неба, напоминавшего цветом обычную вату, медленно падали огромные хлопья.

— Это и есть оранжерея? — спросила она, останавливаясь у двери в самой дальней стене.

— Да. — Бриллиана открыла дверь и придержала ее для Мириам. — Сюда, — указала она, подходя к едва различимой серой стене, проступавшей из-под снега.

У основания этого «сугроба» виднелась еще одна дверь. Бриллиана открыла ее, и наружу облаком пара рванулся горячий воздух.

— Здесь все обогревается, — сказала она.

— Обогревается? — Мириам нырнула внутрь. — Ого!

Оказавшись по другую сторону стены, Мириам обнаружила, что попала в оранжерею, которая, должно быть, была одним из чудес Грюнмаркта. Тонкие чугунные столбы поднимались к потолку, находившемуся на высоте примерно двадцати футов, — листам стекла, закрепленным в железных рамах, слегка позеленевших от водорослей. Здесь пахло апельсинами, и не диво, ведь по обе стороны от них стояли декоративные горшки, а в них росли деревья весьма значительных размеров. Бриллиана юркнула внутрь, спасаясь от холода снаружи, и прикрыла дверь.

— Удивительно! — сказала Мириам.

— Конечно! — заметила Бриллиана. — Дед барона Хъёрта построил все это. Каждый лист стекла нужно было переправлять из мира в мир… Никто так и не узнал, как удалось доставить сюда такие большие листы.

— О да, это понятно. — Мириам кивнула. Эффект был ошеломляющий. В самом конце прохода трехфутовый спуск вел к другому, расположенному ниже коридору, где она заметила скамейку. — А где, по-твоему, должна быть леди Ольга?

— Она сказала только, что придет сюда, — ответила Бриллиана и нахмурилась. — Может быть, она рядом с комнатой, где стоит паровой котел? Там самое теплое место. Кто-то говорил мне, что мастера выстроили там сауну, но я ничего не знаю о подобных вещах. Я никогда не бывала здесь одна, — добавила она с легким сожалением.

— Ну, ну. — Мириам направилась в сторону скамеек. — Хочешь подождать или осмотришься? Я позову тебя, когда пора будет уходить.

Подойдя к чугунной скамейке, Мириам повернулась и пристально посмотрела назад вдоль прохода, обрамленного апельсиновыми деревьями. Брилл не ответила ей, вероятно потому, что нашла для себя какое-то занятие. «Ну что ж, это все упрощает», — быстро подумала Мириам. Выбеленные ступени из кирпича вели через открытую дверь на нижний уровень, мимо резервуаров с водой размером со склеп. Потолок здесь оказался ниже, но сад продолжался — новый обрамленный зеленью проход, благоухающий апельсинами и лимонами, где хлопья ржавчины мягко осыпались с чугунных столбов на выложенный камнем пол. Мириам заметила повсюду толстые обогревательные трубы, проходящие вдоль стен. Ветви деревьев почти смыкались наверху, образуя сумрачный зеленый туннель.

В самом конце тоже виднелась скамейка. Там кто-то сидел, пристально рассматривая что-то на полу. Мириам быстро прошла вперед.

— Ольга? — окликнула она.

Когда Мириам была футах в двадцати от нее, Ольга выпрямилась. Она была в черном, полностью окутывавшем ее плаще. Волосы распущены, глаза покраснели.

— Ольга! Что случилось? — спросила Мириам, начиная тревожиться.

Ольга встала.

— Не походи ко мне, — сказала она. В ее голосе звучало неестественное напряжение.

— В чем дело? — теряя уверенность, спросила Мириам.

Ольга высвободила руку из-под плаща. Очень обдуманно и не спеша она нацелила прямо в лицо Мириам угловатый плоский автомат.

— Эй, ты, — сказала она, и ее голос дрожал от возбуждения. — Если у тебя осталась какая-то последняя ложь, которую тебе необходимо выложить, прежде чем я убью тебя, говори сейчас, шлюха, и покончим с этим.

Часть 4 Убийственная история

Недружественное поглощение

Комната для допросов была выкрашена в бледно-зеленый цвет, за исключением деревянного пола, который не был даже покрыт лаком. Единственное окно, прорезанное в одной из стен почти у самого потолка, пропускало лишь слабый свет бледного зимнего дня, который едва ли помогал мерцающей электрической лампочке, подвешенной где-то на самом верху. Единственный стол дополняли два стула, по одному с каждой стороны. Все три предмета меблировки привернуты к полу, звуконепроницаемая дверь запирается снаружи.

— Еще чаю, мистер Бергесон? — спросил полицейский инспектор в штатском, чрезвычайно изящно держа чашку двумя пальцами, большим и указательным. Он угрожающей массой возвышался над столом, затмевая хрупкую фигуру Бергесона: в комнате они были одни, инспектор явно не чувствовал необходимости в присутствии и помощи крепкого сержанта для «разогрева аудитории».

— Не возражаете, если я налью еще? — сказал Бергесон. Он приглушенно откашлялся в мятый носовой платок. — Пр’стите…

— Ну что вы, — сказал инспектор с той теплотой, с какой художник рассматривает свое творение. И улыбнулся, как улыбается капкан. — Суровые морозы стоят в Новой Шотландии[12] не правда ли?