Семейное дело (СИ)

Дарси быстро шла на поправку. Она часто гуляла в сопровождении младшей дочери лекаря, который любезно разрешил ей остаться в его доме, не взяв за это платы. Синяки на её теле посветлели, боль постепенно перестала сковывать каждое движение. Мина говорила ему, что Дарси больше не жаловалась на неприятные ощущения в животе, однако её месячные очищения так и не наступили, а это было недобрым знаком.

Когда Локи в очередной раз навестил её, Дарси смотрела на него холодно, но вместе с тем выжидающе. Ему чудилось в этом строгом взгляде укор, обида и даже ненависть – всё зависело от степени готовности Локи заниматься самобичеванием. Чем чаще он сталкивался с этим взглядом, тем больше его мучила совесть и тем шире становилась между ними пропасть.

Они мало говорили. В основном, об общем деле, восстановительных работах в городе и никогда о том, что произошло между ними. И о том, что случилось после. Она больше не шутила, не пыталась вывести его из себя, как прежде. Локи знал, что теряет её, но не находил в себе сил сделать что-либо, что могло бы спасти положение. Дарси всё же отвергла его, и Локи не смел осуждать её за это. Кто как не он был виновен в её муках?

Утром он отправился в город в сопровождении Джексона. Ему было необходимо закупить всё необходимое в дорогу и заглянуть на собрание совета, что созвал мэр, дабы выбрать нового шерифа. По пути им встретился Йен с холщовым мешком за спиной. Локи сдержанно кивнул ему, заметив, что мальчишка отвел взгляд и поджал губы. Если Локи это и насторожило, то не слишком. Они все осуждали его. Подумать только – большинство горожан были готовы смотреть на то, как озверевший шериф собирается предать Дарси огню за выдуманное обвинение, а теперь опускали глаза, завидев его издали, и шептались за спиной. Локи презирал их всех и не мог дождаться, когда они смогут покинуть этот жалкий городишко, что принёс им столько бед.

Он чувствовал злое удовлетворение от сложившейся ситуации, подобное тому, что испытывает человек, теряющий всё по собственной вине, прекрасно это осознающий и в припадке безумия не желающий этому воспрепятствовать.

Что ждало их впереди? Оставались ли они всё ещё надёжной командой? Семьёй?

Совет поддержал кандидатуру пожилого военного, предложенную новым мэром. По его словам, лучшего шерифа и придумать было нельзя. Возможно, у Локи и возникла парочка возражений на сей счёт, но он предпочёл отмолчаться, ожидая момента, когда он сможет, наконец, вернуться в трактир. И не то, чтобы он основывался на правилах приличия – в былые времена ему было бы всё равно, но выйти сейчас на улицу в одиночестве означало оказаться почти напротив дома старика-лекаря.

Она владела им даже тогда, когда её не было рядом, что случалось всё чаще и чаще в последнее время, ведь он почти перестал приходить. Но это не ослабляло узла, завязанного у него на шее. Дарси держала его словно на привязи, то и дело, дёргая за противоположный конец, не подозревая о своей власти над ним, и при этом видела лишь то, что он желал ей продемонстрировать: отстранённость, холодность, даже равнодушие. И отвечала взаимностью.

Локи злился. В душе его клокотала ярость, она бессильно билась внутри, словно загнанный зверь, когда он наблюдал за плавными движениями её рук, видел, как двигаются полные губы, как трепещут веки и как напрягаются её плечи, стоило ему оказаться ближе. Какая то была мука – смотреть на неё и какое же страдание – не видеть совсем.

Локи не умел сражаться с чувством вины, он мог лишь игнорировать эти неясные позывы, заставляющие его сердце болезненно сжиматься каждый раз, когда он думал о ней. А она словно и не замечала его страданий. К чему все эти разговоры о том, что женщины понимают в чувствах куда лучше мужчин? Дарси обращалась с ним высокомерно, холодно, – и кто бы мог подумать? – именно это и стало последней каплей. Она скрутила его так, что Локи окончательно потерял голову, воспылав страстью, которой прежде ни к кому и ни к чему не испытывал. Взгляд, коим он теперь окидывал Дарси при встрече, отражал уже не сожаление и вину, а нечто злое, тёмное, ревностное. Её отстранённость будила в Локи безумие, стремление задеть её чувства, растоптать все то светлое, что связывало их на протяжении пяти лет.

Все последующие ночи, как назло, его преследовали обжигающие своей яркостью воспоминания о том единственном разе, когда она легла с ним. Полный какого-то злого желания, отравленный мыслью о том, что ещё недавно она была его – обнажённая, отдающаяся, Локи разыгрывал равнодушие, а после грубо брал Мину, в тщетной надежде спрятаться от собственного бессилия.