Снова они попали в шум улицы, в сутолоку машин, в толпу. Но их страна была обитаема, они были не одни. Саша вдруг поняла: в этом большом городе, где шла, не останавливаясь, своя, деловая жизнь, было много влюбленных. Они стояли в подъездах, сидели на скамейках бульваров, шли по улицам, взявшись за руки. Их толкали, им говорили: "Да посторонитесь, загородили дверь!" На них оглядывались. Но они ничего не замечали, ничего не видели. Похоже было, что страну влюбленных окружала невидимая высокая стена и над ними были не властны ни милиционер, ни дворник, ни прохожий, ни чужая насмешливая улыбка, ни машины, которые так и норовили сбить их с ног.
- До свидания! - сказал Андрей, проводив Сашу до дому. Оба стояли под каштаном. - Ты сердишься? Почему ты молчишь? - спросил Андрей.
Она стояла перед ним, сдвинув брови, сжав губы, маленькая и тихая. Испугавшись, не зная своей вины, он положил ей руки на плечи и - он сам не мог бы рассказать, как это случилось, - поцеловал ее. Поцеловал - и ужаснулся. Ужаснулся и поцеловал еще раз.
Саша замерла.
- Погоди, - сказала она, - я хотела спросить. Послушай... Это значит... Это... мы, что ли, любим друг друга?
И тогда, будто освободившись, найдя слова, которые искал и которые она ему подсказала, он ответил тихо и внятно:
- Я тебя люблю.
- Ты сошла с ума! - кричал Константин Артемьевич, хватаясь за сердце.
- Костя, голубчик, не волнуйся! - плача, уговаривала Нина Викторовна.
- Нет, что позволяет себе эта девчонка! Ты распустила ее!
Он повернул к Саше бешеное лицо.
- Я издеваться над собой не позволю! Это тебе не уроки музыки, захотела - бросила. Я тебе покажу - замуж! Ты помнишь, что тебе восемнадцать лет?
- Джульетте вообще было четырнадцать, - сказала Саша.
- Вообще! Ты слышишь, Нина, - "вообще"! На что ты намекаешь?
- Я не намекаю. Я прямо говорю: я вышла замуж!
- Что? - сказал Константин Артемьевич, пошатнулся и сел на диван.
- Нет, ты и вправду ненормальная, - откликнулась Юля. - Ты ведь завалила все экзамены!
- Почему завалила? У меня по всем предметам "хорошо".
- Ты должна была получить похвальную грамоту! В вуз без экзамена, дура ты ненормальная!
- Ах, да какое это имеет значение! - отвечала Саша, стараясь глядеть поверх Юли, хотя Юля была выше на целую голову.
И Юле показалось, что Саша уходит от нее, уходит далеко и что она никогда ничего про Сашу не знала.
- Ты же сама говорила: чувство надо проверить!
- Мы проверили, - коротко отвечала Саша.
- Я не пущу его на порог! - закричал с дивана Константин Артемьевич.
- А мы едем завтра в Калугу, - ответила Саша...Они уезжали в Калугу вечером. На перроне стояли тетя
Вера и тетя Маргарита. Тетя Вера была невысокая, смуглая, в очках. Тетя Маргарита - грузная, многословная, с большой родинкой на подбородке. Она держала в руках букет сирени.
- Обидели вы отца, молодые люди, - говорила она строгим басом.
- Право, я этого не хотел, - серьезно и грустно оправдывался Андрей. Но Константин Артемьевич не пожелал меня видеть. Что же мне оставалось делать?
- Посоветовались бы со мной, - басила тетя Маргарита. - Я не враг. Я старшая в нашей семье... Я женщина, наконец.
- Вы правы, правы, конечно, - виновато отвечал Андрей. - Я просто не догадался.
Он не смел признаться, что Саша ни словом не обмолвилась о существовании тети Маргариты. Саша стояла рядом в пестреньком ситцевом платье и пристально смотрела в конец перрона.
Она не слышала, как тетя Маргарита учила уму-разуму ее и Андрея и твердо наказывала ей уважать мужнину родню. Она все смотрела и смотрела в конец перрона.
Константин Артемьевич выплыл из толпы, чуть задыхаясь, вытирая платком лоб. Рядом с ним семенила заплаканная нарядная Нина Викторовна.
- Рад познакомиться! - сухо отчеканил Константин Артемьевич, протягивая Андрею руку и не глядя на Сашу.
- Я тоже, я тоже очень рад, - заволновался Андрей. - Я очень много слышал о вас...
Константин Артемьевич грозно захохотал.
- Что ж, и на том спасибо, - ответил он.
- Отъезжающие, в вагон! - сказал проводник. Саша заметалась. Константин Артемьевич все еще не
Смотрел на нее. И тут, забыв обо всем, Саша кинулась к отцу и сказала:
- Не сердись!
- Отъезжающие, в вагон! - напомнил проводник.
А Нина Викторовна тем временем целовала Андрея. Тетя Вера плакала, тетя Маргарита сморкалась и совала букет сирени проводнику.
С подножки вагона, сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Саша смотрела на удалявшийся перрон и не видела никого, кроме отца. Он бежал следом, махал руками и что-то кричал.
Поезд ушел. Тетя Маргарита повернулась спиной к Константину Артемьевичу, бросив на ходу:
- Выгнал из дому родную дочь! Это тебе не восемнадцатый век, женское достоинство надо уважать.
- Да, да, эти суфражистские идеи мне давно известны, - грустно ответил Константин Артемьевич. И, взяв под руку Нину Викторовну, пошел прочь с вокзала.
Шесть утра. Калуга еще спит. Звенят птицы. Под ноги Саше шарахнулась курица.
- Почему она голубая?
- Ее выкрасили синькой, чтоб не спутать с соседской. А ты думала, это синяя птица?