Семейное счастье. Любимая улица

"Какие все молодые вокруг! Ну, вот эта — совсем как Аня, еще с косичками. Только что кончили школу. И сколько у них впереди! А у меня?.. Надо идти, нечего тянуть, девочки ждут. Скорей бы!"

Она совсем не волнуется, что-то в ней окостенело, — а, все равно. Она берет билет и читает: "1. Реакция получения жиров. 2. Реакция глицерина со стеариновой кислотой".

Кажется, она это учила. Ну да, учила и отвечала Ане. Так вот, надо сосредоточиться. Зачем она не спала всю ночь?

— Ну как, товарищ Поливанова? Можете отвечать? Саша подходит к столу экзаменатора. Это женщина — немолодая, широкоскулая, коротко стриженная.

— Я не знаю билета, — говорит Саша.

— Не волнуйтесь, подумайте. Хотите второй билет?

— Нет, — говорит Саша, — я все забыла.

— Ну хорошо. Где ваш экзаменационный листок? Два — "отлично"? И вы хотите уйти? Нет, давайте попробуем, побеседуем. Вы работаете?

— Да, я медсестра.

— Ну, тем более. Сколько же лет вы работаете?

— С тридцать девятого года.

— Тринадцать лет? Соберите память. Ну, вспомните, например, реакцию брожения спирта.

Экзаменаторша морщит лоб, шевелит бровями, словно помогая Саше думать. Она смотрит добрыми глазами, на ее лице — огорчение. Она задает вопросы, еще и еще. Саша молчит. Она презирает себя, но молчит. Хочет собраться, вспомнить, но молчит. Потом она вдруг понимает, что может вспомнить. Посидит — и вспомнит. Но она не хочет. Назло всем — она не станет вспоминать. Чем хуже, тем лучше. Женщина-экзаменатор едва приметно вздыхает.

— Хотите подумать еще? — говорит она.

— Нет, я ничего не помню, — отвечает Саша упрямо. Она берет свой листок и выходит в коридор. Никто ни о чем ее не спрашивает, такое у нее бледное лицо и такая прямая походка.

Она спускается вниз, выходит на улицу. В лицо пахнул летний зной, пыль, зазвенел троллейбус.

Саша огляделась и тотчас увидела девочек, они бежали к ней. Кто это рядом с ними? Митя?

— Мама, ну как?

— Срезалась, — спокойно отвечает Саша.

— Нет, — всхлипнув, говорит Аня. — Ты просто нас дразнишь!

— Наверно, "пять"! — орет Катя, хватает из Сашиных рук экзаменационный листок, ищет графу, где химия, и, помолчав мгновение, говорит:

— Ну ничего, ничего, ты снова сдашь, ну, честное слово!

— Но ты же учила, ты знала… Мама, что тебя спросили? "Глюкоза… Сахароза…" — вдруг отчетливо прозвучал в Сашиных ушах Катин голос. Вот сейчас бы она сдала… Если бы он пришел хоть за полчаса до начала экзамена. Ведь она знает. Она сейчас побежит по лестнице наверх, она снова взглянет в скуластое лицо той женщины, она скажет: "Я всю ночь не спала, позвольте, я возьму другой билет, я отвечу, я знаю". Она позволит, эта женщина, она поймет.

— Послушай, Саша, как же это! Наверно, можно пересдать? — говорит Митя.

И, пристально глядя ему в лицо, она отвечает:

— Нельзя. Не хочу. Пускай будет как есть. Не пойду и не пересдам.

— Саша, ну что за ребячество такое! Ведь речь идет не о пустяках, о будущем…

Замолчи! — вдруг говорит Саша голосом, какого никогда не слышали от нее ни дети, ни Митя. — Замолчи. Уходи. Я не хочу тебя видеть. Если бы ты пришел хоть за полчаса…

— Но ведь папа просто очень рано ушел! Не сердись! — сказала Катя и тут же умолкла, получив по затылку от Ани.

— Я просто забыл, что у тебя сегодня экзамен, я действительно виноват, — сказал Митя. — Прости меня.

И, услышав это страшное слово "прости", сама не понимая, что делает, она вырвала свою руку из вспотевшей Аниной руки и сказала:

— Вы сейчас же уйдете. Все. Я не хочу вас видеть. Уходите, слышите?

Она успела увидеть, как исказилось Катино лицо. Она успела увидеть окаменевшее лицо Ани. Она видела, как все трое словно вросли в мостовую. И все-таки она ушла, почти убежала от них, не оглядываясь.

Она шла вниз по Пироговской улице, потом вскочила в троллейбус. В троллейбусе было жарко и шумно.

Кто-то кричал: "Да выходите же! На копейку не доехали!". И она зачем-то вышла со всеми вместе на полпути, далеко от дома. Она пошла пешком. Домой. К отцу. Она думала отрывисто и бессмысленно: "Я ничего, ничего не стою. Я не человек. Я просто баба. Правду Митя говорил — "бабье — куриный народ". Я думаю о нем, как о мертвом, — "говорил". Другая на моем месте взяла бы себя в руки и назло всем, назло ему… и ей… выдержала бы. Сдала бы блестяще, и пошла бы учиться, и стала бы врачом. А я… раскисла. И так сказала девчонкам…". Она даже остановилась, вспомнив, какие лица были у детей, когда она сказала: "Я не хочу вас видеть". Они будто вросли в мостовую, все трое. И он тоже. "Я забыл, что у тебя сегодня экзамен. Прости меня, пожалуйста! Прости!"

Вот и калитка, и двор, и каштан. Саше открыл Константин Артемьевич. Он посмотрел на нее близорукими, встревоженными глазами. Не дожидаясь вопроса, Саша бодро сказала:

— Только не огорчайся, пожалуйста. Это в общем пустяки. Я провалилась по химии. Но я обещаю тебе, я обещаю, что в будущем году…

Она говорила, как в детстве. Она говорила горячо, путано и почему-то не могла взглянуть ему в глаза.

— Да, да, конечно, — отвечал он суетливо, — не надо огорчаться… Я уверен… Я надеюсь… Ты непременно сдашь. Ну как же, такая умная головка… Ниночка! Чаю!