Семейные обязательства

Сегодня их было намного больше. Как будто те, прежние кошмары оказались просто намеком, предчувствием этого – настоящего, огромного, смертельного!

Ужас кричал голосом Ангелины: «Ты! Ты его убила!»

Элиза хотела крикнуть в ответ: «Я не виновата!» - но рот как будто забили душной ватой, не выговорить ни слова, можно только едва слышно просипеть…

Предплечье пронзила резкая боль, и Элиза с криком проснулась.

Покалеченная маленькая кошка вцепилась ей в руку. Драла кожу хозяйки коготками здоровой лапки и ожесточенно кусала.

Элиза дернула рукой. Кошка мгновенно разжала зубы и спрятала когти. Она лежала на боку, тяжело дышала и низко, опасно порыкивала. Шерсть вздыблена, тощий длинный хвостик распушен изо всех сил – жуткая зверюга, а не больной котенок.

- Спасибо, кошка, - прошептала Элиза, гладя ее по спинке. - Охранница ты моя… Спасибо!

На коже Элизы остались тонкие, почти не кровоточащие царапины.

Котенок постепенно успокаивался, перестал рычать и даже позволил пригладить шерстку. Через пару минут кошечка терлась головой о руку Элизы и громко урчала.

- Как же тебя назвать? – спросила Элиза, почесывая кошке подбородок. - Нравится имя Герда? Я любила эту сказку… Ты ведь меня спасаешь от ледяного ужаса, да, кошка? Будешь Гердой?

Кошка презрительно фыркнула. Или просто фыркнула – кто разберет кошачьи мысли?

– Да, кошка, - вздохнула Элиза. – У твоей хозяйки фантазия… как у табуретки. Но что поделать? Какая уж есть.

Кошка осторожно прихватила ее руку передними лапками, не выпуская когти.

- Герда хорошая кошка, - ласково приговаривала Элиза, продолжая ее гладить. – Герда меня охраняет от страшных тварей... Вот только надо нам с тобой, Герда, придумать, как тварей совсем прогнать…

Кошка перевернулась на спину, подставляя белый животик.

Глава 10. Поминальные свечи

Утром, на следующий день после похорон, Элиза ходила по дому с кошкой на руках. Гладила ей шерстку, почесывала мохнатый подбородок, слушала уютное, доверчивое мурлыканье и тихонько шептала ей: «Герда, как мы с тобой будем жить дальше? Я боюсь, кошка…»

Герда дергала ухом. Кошке было тепло, впервые в жизни она была сыта, вымыта и даже расчесана. Вот только хозяйка щекочется – да и ладно, это пустяки. Зато по первому мяву выдают кусок печенки, курицы или еще что-нибудь вкусное. Кошка глотала угощение, почти не жуя – дворовая привычка. Ешь быстрее, пока не отобрали.

«Тебе хорошо, Герда, ты скоро поправишься, будешь снова скакать за птичками и мышами, а я… Я не знаю, что делать!»

Элизу никогда не учили самостоятельности. Она с детства знала, что сначала будет под родительским надзором, а потом – замужней дамой. Дальше она не заглядывала.

В самом тяжелом кошмаре она не могла представить, что станет одинокой, никому не нужной вдовой за пару недель до двадцати лет.

Элиза читала, как в древности жены иногда добровольно шли на погребальный костер мужа. Она всегда думала, что это дикость и варварство, но сейчас сумела хотя бы понять их чувства. И дело не в любви, любить можно и память. Дело в выматывающем, вязком одиночестве и невозможности жить дальше, ведь жить – незачем. Ради кого вставать по утрам? Зачем делать хоть что-то?

Ради себя?

Да кто ты такая, чтобы жить ради себя?

Эта мысль прозвучала в голове Элизы голосом монахини-учительницы из монастырской школы. Строгую, сухую даму воспитанницы недолюбливали, и она отвечала им полной взаимностью.

Элиза тряхнула головой.

Я – Елизавета Лунина, - мысленно сказала она монахине, бывшим светским друзьям и всему миру. – Отец считал, что заботится обо мне, но разрушил мою жизнь. Муж тоже заботился – и бросил. Господа кавалергарды, - с неожиданной для самой себя злостью продолжила она, повернувшись в сторону Коронной площади, - вы правда думаете, что я поверю в смерть Пьера?! Спектакль был хорош, ничего не скажешь, скорбящая вдова особенно удалась. Но вас подвела педантичность моего мужа. Все завещано мне, но пользоваться наследством я смогу только через год. Самим-то не смешно?! Это же лучший способ сохранить капитал! Не допустить к нему дядюшку Густава и не дать мне его растратить. А через год выяснится, что ваш сотрудник выполнял какое-то секретное задание! Или он попросту сбежал к своей девице?

Я должна сходить с ума от горя, носить траур, а потом рыдать от счастья, обнимая ожившего супруга?! Не перебор? Сначала скрываете судьбу отца, потом изображаете смерть мужа… С чего такое внимание к скромной барышне?

Элиза энергично прошлась по комнате, взяла с каминной полки фарфоровую фигурку пастушки – близнеца той, что стояла в особняке Луниных – и с размаху разбила ее об пол.

- Даже если я не угадала, - мрачно добавила она, - если я просто не хочу верить в его смерть, и в фамильном склепе действительно Пьер, я все равно буду жить для себя. Хватит с меня вашей «заботы»! Я еще не знаю, как это сделаю, но – сделаю. И промолчу о своих догадках, можете не беспокоиться. Да и с кем мне говорить? С кошкой?

***