Семейные обязательства

— Род Мстислава уничтожил сказку? — с обидой вскрикнула Марья, не придав значения престолонаследию.

— Сказку? — переспросил призрак. — Наверное… Но представьте, какая это была сказка. Откуда черепа на заборе у Бабы Яги? Почему раз в год Водянику отдавали в жертву прекрасную девушку? Из чего, точнее, из кого варили зелья ведьмы?

— Но ведь была и польза! — возразил Иван. — Не только же людей ели… И что, все вот так запросто отказались от колдовства?

— Не совсем запросто и не все отказались. Но сами подумайте — как отреагирует крестьянин, вынужденный отдать ребенка черту, если придет царь и убьет черта? Да еще и скажет, что так теперь будет со всеми, кому нужны жертвы?

— Порадуется… — побурчала Марья, — и потом, если что, сам первый черта на костер поволочет. — А если не убивать? Если, ну например, ковер-самолет? Замечательная же штука!

— С него камень на голову скинуть можно, — возразил Иван.

— С забора тоже можно!

— Не ссорьтесь, вы оба правы, — прервал их перепалку призрак. — Поначалу Мстислав запретил всю магию — помня об утонувшей в болотах родине. И, чтобы пресечь человеческие жертвоприношения в Тридевятом царстве. Потомки чудищ, ведьм, оборотней и другой нечисти стали жить, как обычные люди. Почти во всех дворянских фамилиях был не совсем обычный предок — но о нем помалкивали. А если вспоминали о колдовстве, приходили Охранители… Зато в Заозерье магию продолжили развивать, и вместо кровавых ужасов она стала способом изготовления массы полезных вещей. Тогда, через почти четыре века после Мстислава, император Александр, позже названный Великим, издал закон о разрешении магии… Но это другой разговор.

— Я помню! — воскликнул Иван, — ты ведь тогда был живой, да? И сам все видел? И как прабабушка Елизавета, твоя дочь…

— Точно! — перебила его сестра. — Она же тогда как раз… Ой. Тебе, наверное, грустно вспоминать?

— Ничего, — улыбнулся призрак. — Но на сегодня сказок хватит. Сила живой воды почти закончилась, а историю про юность Елизаветы Луниной, или, как мы все ее называли, Элизы, я вам расскажу, когда подрастете. Пока рано.

— Ну во-о-от, — вздохнули близнецы. — Как уроки делать — так мы выросли. А как про родных предков — так маленькие?

— Через пару минут вас позовут ужинать, — отрезал призрак. — И мне пора на покой. Так что — живо мыть руки бегом в столовую.

— Ладно, — кивнула Марья, — мы потом вернемся.

— Ага, — поддержал ее Иван, — спасибо, предок!

— Пожалуйста… — прошелестел призрак.

На верхней полке пятого стеллажа во втором ряду стояла тонкая книга в черной обложке. Привидение прекрасно помнило строки из нее: «Не стоит считать призраков шансом на бессмертие. Мертвые не испытывают эмоций, не способны на привязанность, не имеют собственных мотивов. Они — информация, воплощение летописи, не ограниченное личной памятью умершего человека».

Дух, считавший себя Павлом Луниным, не возражал против такой трактовки.

Но почему-то каждый раз, когда в замок приезжали шумные близнецы, в бестелесной оболочке призрака как будто зажигался огонек свечи. Он чувствовал и берег это крошечное тепло, которое, казалось, делало его чуточку плотнее. А при словах о начале царствования Александра у призрака дергалась рука и ныло в груди, там, где при жизни было сердце.

Павел Лунин усмехнулся (да-да, и эмоций у них нет!) и вернулся в свой портрет.

Было очевидно, что близнецы не отстанут, историю придется рассказать — призрак не может нарушить прямой приказ потомка, подкрепленный живой водой. Дети об этом пока не знают, но скоро разберутся. Пострелята…

Значит, нужно заранее продумать, о чем говорить десятилетним непоседам, а о чем лучше пока помолчать.

Пора вспоминать во всех подробностях. «Не ограничиваясь личной памятью».

Глава 1. Барышня на балу

Едва слышный шелест шелкового подола, стук изящных каблучков, поворот, снова поворот, искрящийся всплеск изумрудов браслета на руке, поднятой навстречу партнеру…

Элиза очень нравилась себе в бальном наряде. Она не могла посмотреть со стороны, но восхищенно-грустный взгляд кавалера отражал ее красоту лучше любого зеркала.

— Елизавета Павловна, — негромко сказал он, приблизившись в танце, — надеюсь, вы не лишите меня счастья видеть вас на осеннем балу в Цитадели?

Элиза улыбнулась. Чуть более лукаво, чем пристало барышне в разговоре с не-женихом. Особенно, когда дата свадьбы уже назначена.

— Я постараюсь уговорить Петра Васильевича.

При упоминании будущего мужа взгляд бравого лейтенанта императорской гвардии стал еще тоскливее. Элиза наклонила голову, пряча усмешку. Светлая прядь, продуманно-небрежно выбившаяся из прически, упала ей на лоб.

Пьера и уговаривать не придется. Ему все равно где Элиза и что она делает. Даже на бал Конца лета в ратушу не явился — сослался на дела. Тоже мне, жених.

Не хочешь ты танцевать — не надо. Но приличия-то можно соблюсти?! Нельзя же так явно показывать пренебрежение и невестой, и правилами хорошего тона!