Семейные обстоятельства

Все-таки удивительный человек встретился Толику. Ведь небольшой еще, не взрослый, во всяком случае, а какой решительный! Только теперь Толик начинал понимать по-настоящему Темкины слова и про кита, и про то, что человек должен сильным быть. Темка был сильным и волевым и воспитывал в себе силу и волю.

Толик и раньше понимал, что Темка отличается от него — например, он любил дельфинов и китов, считал, что надо заниматься боксом, он много еще других вещей говорил, убежденно говорил, и Толик втайне, в закоулках души завидовал этой Темкиной уверенности. Теперь он завидовал ему, не таясь, и зависть эта была хорошая, потому что одно дело впустую завидовать, а другое — завидуя, стараться быть не хуже.

Нет, не подражать Темке было нельзя. И раньше он нравился Толику — это так, но теперь, после того что Темка решил там, в Клопиной деревне, его можно было сравнить только с тем отважным китом. Темка шел на таран. Изо всей силы!

Они дружно шагали в ногу. Толик вспомнил знакомую песенку и замурлыкал ее под нос. Темка услышал ее и подхватил. Толик взглянул на него и запел громче. Они шагали и пели во весь голос, довольные собой и всем, что было.

Встань пораньше,
Встань пораньше,
Встань пораньше —
Только утро замаячит у ворот,
Ты услышишь, ты услышишь,
Как веселый барабанщик
В руки палочки кленовые берет.
Ты услышишь, ты услышишь,
Как веселый барабанщик
В руки палочки кленовые берет.

Они шли, распевали свою песенку во все горло, и прохожие, улыбаясь, оборачивались на них. А чего улыбаться? «Тр-ра-ра! Тр-р-ра!» — стучали кленовые палочки. Чего улыбаться, Толик пел вполне серьезно. И Темка тоже. «Тр-р-ра! Тр-р-ра!» — грохотал тугой барабан. Нечего улыбаться!

Они шли в ногу, как военные. Вполне серьезно. И песня у них была военная. Что улыбаться, если идут двое и громко поют? Может, это отряд? Боевой отряд? Разве двое не могут быть отрядом?

Толик все шел и пел и за своим голосом не услышал, как умолк Темка. Как остановился он словно вкопанный. А Толик все шел и шел и обернулся, только отмерив еще шагов десять.

Темка стоял возле пьяного дядьки, а тот валился на него, еле держась на ногах. Темка удерживал его руками, прислонял к стенке, и Толику вдруг показалось, что пьяный пристает к Темке. Он кинулся назад на выручку и вдруг увидел блестящие Темкины глаза.

Эти глаза потрясли Толика.

В глазах у Темки, у отважного Темки, у человека сильной воли, были слезы.

— Иди! — приказал Темка Толику твердым голосом. — Иди домой. Я должен отвести его. Это мой отец.

Толик глядел на пьяного, ничего не понимая.

Это Темкин отец? Не может быть, чтоб у Темки был такой отец! Не может быть, чтоб такие дети были у таких отцов!

Пьяный свесил голову на грудь, полуприкрыв глаза. Рубашка у него была в грязи и порвана: видно, он падал и зацепился за что-то. Время от времени пьяный вскидывал голову, обводил вокруг мутными глазами и выкрикивал:

— Ар-ртюша! Стар-ричок!

Темка закинул руку отца себе через плечо и сделал шаг. Пьяный повалился и едва не уронил Темку. Толик подскочил к ним и подхватил пьяного с другой стороны.

Они вели Темкиного отца по улице, и все уступали им дорогу. Пьяница оказался тяжелый. Толик чувствовал, как по лбу у него струится пот, но утереться было нельзя, и он дул на капельку, которая свисла с носа. Капелька, как назло, не слетала, щекотала, мешала, и Толик злился за это на пьяного.

Рядом пыхтел Темка. Изредка Толик взглядывал на него, и сердце его сжималось. Глаза у Темки расширились, губы тряслись, он побледнел, на виске вздулась вена.

Прохожие оглядывались на них, говорили всяк свое, но чаще другого Толик слышал одну фразу:

— Бедные дети!

«Бедные дети! — злился он. — Не бедные дети, а бедные взрослые — вот что! Вместо того чтоб жалеть, помогли бы лучше».

Они шагали вперед, и Толик заметил, как все больше и больше бледнел Темка. Наконец они остановились у деревянных, почерневших от времени и дождей ворот. Ржавое кольцо в воротах скрипнуло, мальчишки втащили пьяного во двор, а потом по ступенькам — в маленькую темную прихожую. Темка толкнул ногой какую-то дверь, и они очутились со своей ношей в узкой комнатке.

Толик оглянулся и опешил.

Из-за стола медленно поднимался отец. Рядом с ним стояла маленькая женщина. На улице было жарко, а она куталась в платок.

Вот, значит, куда привели они Темкиного отца. Впрочем, что тут удивительного? Просто Толик, пока они тащили свою тяжелую ношу, ни разу не подумал об этом — куда ведет Темка. И все-таки это было неожиданно — увидеть отца в одной майке за чужим столом, в чужой комнате, рядом с чужой женщиной.

Толик услышал, как загрохотало сердце. В секунду он покрылся липким потом, ноги задрожали — то ли от усталости, то ли от того, что он увидел.

А маленькая женщина в платке долго и неотрывно смотрела на Темку такими же жгучими, как у Темки, глазами, потом шагнула к нему.