Семейные обстоятельства

Вот бы хорошо — пришел отец, и с цветами! Как раньше. Как всегда. Толик улыбнулся. Отца-то нет, это верно, но ведь цветы от него быть могут?

Он слез с подоконника и вышел в коридор. Тетя Поля на стук откликнулась сразу, будто ждала. Он занял у нее пятачок и отправился на почту. Цветных открыток продавалась там уйма, и Толик долго выбирал, пока купил одну с цветами — вроде ромашек, только красные. Тут же, на почте, написал на обороте поздравление.

Открытку Толик заложил в книгу, а вечером, когда стало смеркаться, снова отправился на улицу.

Он шел уверенно — он знал, куда идет. На городской окраине, за старым кладбищем были парники. Там, кажется, выращивали шампиньоны или огурцы, но дело было не в парниках. Рядом на огромных грядках росли цветы. Будто разноцветная река — сначала красная, потом белая, затем голубая и снова красная.

Вперед Толик шел нормально: кладбище было старое, прохладное, по нему, сокращая расстояние, шли люди, и Толик был не один, пока добирался до парников.

У заборчика, отделявшего его от цветов, он притаился, вглядываясь в сумерки.

Все было тихо. Над землей медленно поднималась медная луна, похожая на огромное блюдо. Она меняла раскраску цветов, белые теперь казались желтыми, красные — черными, а Толик хотел именно таких, что на открытке, — как ромашки, только красные.

Он прислушался. За заборчиком никого не было.

Толик подтянулся и нырнул в пахучие цветы. Они колебались над головой, дрожали тонкими стволами, и Толик пополз вдоль грядок, разыскивая большие красные ромашки. Где-то сбоку вдруг тявкнула собака и залилась протяжным беспрерывным лаем.

— Никак кто залез, — сказал в тишине скрипучий голос.

Толик замер. Потом стал лихорадочно рвать цветы. Стебли не ломались, гнулись, было уже не до красных ромашек, унести бы ноги — и Толик не выдержал. Рванув из земли целую охапку цветов, он вскочил в полный рост и кинулся к забору.

Цветы заслоняли лицо, мешали смотреть, да еще высокая трава оплетала ноги. Подбежав к забору, Толик переметнул через него свою охапку, думая с облегчением, что собачий лай слышится все там же, не приближается, хотя пес уже захлебывается от злости. Похоже, пес сидел на цепи. Радуясь этому, Толик закинул ногу на забор и с ужасом понял, что попался. Чья-то сильная рука держала его за ворот. Толик дернулся, рубашка отчаянно затрещала.

— От фулюган! — скрипел старческий голос. — От фулюган! Прямо с корнем. Прямо с землей. — И Толик почувствовал, как сильные руки стягивают с него штаны.

— Дяденька! — крикнул он звонко. — Не надо, дяденька!..

Собака все заливалась вдали, луна повисла над головой, грозно бронзовея, и Толику вдруг показалось, что его посадили в жгучую воду. Он дернулся и застонал.

— Вот тебе, вот тебе! — скрипел голос. — Отведай крапивки, фулюган!

Толик взвыл.

— Дяденька! — крикнул он снова. — Дяденька, не надо, я не хулиган, я маме, у нее день рождения, — и почувствовал, как руки, державшие его, ослабли.

— Ну вот! Ну вот! — растерянно сказал скрипучий голос. — А пошто не купишь, коли мамке?

— Денег нет, — ревел Толик, подтягивая штаны и оборачиваясь.

На фоне огненной луны четко вырисовывалась борода и горбатый нос. За спиной у деда торчало ружье.

— Значит, мамке? — спросил, смущенно покашливая, старик.

Толик кивнул, негромко постанывая. Сзади все у него пылало, хотелось плакать, но он держался. Неизвестно еще, что дальше будет, так и в милицию попадешь — ничего себе подарочек!

— И то, — сказал старик, переминаясь с ноги на ногу. — И то удивляюсь, за сколько лет ты первый залез. Не лазют за цветами. То ли от центра далеко, то ли полно их и так. Уж сумлеваться стал в своей должности.

Толик растирал слезы.

— Пойдем! — сказал дед повелительно и повернулся.

Вздрагивая всем телом, тихо подвывая и держась за штаны, Толик двинулся за ним.

Дед шагал между грядками, наклонялся, щелкая маленькими ножничками, складывал букет и приговаривал:

— Я уже солью хотел шибануть из берданки-то, да пожалел. Солью-то еще больнее.

Толик согласно кивал головой, дед стриг цветы, как опытный парикмахер, и наконец протянул ему пушистый букет.

— Хорош? — спросил он удрученно.

— Хорош! — простонал Толик и побежал к забору.

— Да постой! — кричал ему дед. — Пошто через забор-то? Вон калитка!

Стиснув зубы, Толик выбрался из сада.

Он бежал в темноте, спотыкаясь о корни деревьев, одной рукой держась за штаны, а другой сжимая, будто факел, букет.

Вдруг Толик взвизгнул.

Перед ним, освещенный красной луной, стоял покосившийся крест. Крест блестел каменными боками, отражал свет луны, и было похоже, что он светится весь изнутри холодным неоновым светом. Толику даже послышался легкий треск.

Он отпрыгнул, словно ужаленный, в сторону и побежал, забыв обо всем.

Толик мчался, и ему казалось, что по бокам что-то мерцает. Он решил смотреть только вперед, ни на метр в сторону, а еще лучше глядеть на букет. На трепещущий душистый букет. Но страх не убавлялся, а подгонял его, словно невидимый бич.