Семейные скандалы глазами ребенка

Детям нужна простая и понятная правда, которая впоследствии у нас и сформировалась. Она звучала так: "Во всех несчастьях виноват отец, мама же изо всех сил пытается исправить бедственное положение. Он – "плохой", потому что агрессор, а она – "хорошая", поскольку жертва. Так мы и жили в этом черно-белом мире.

Мы были наивны, легко внушаемы и внешне управляемы, не имели собственного мнения и опыта взаимоотношений, поэтому ее версия событий нас полностью устроила. С другой стороны, наверное, ребенку легче жить именно с тем родителем, которого он считает правым.

Тем не менее, сейчас я понимаю, что тогда мы видели только вершину айсберга. Не знали об истинных причинах семейных скандалов. Наше видение было однобоким, простым и примитивным, истина же – более многогранная, сложная и для нас тогда непонятная.

5. Миротворческая миссия

Сначала мы с младшим братом стали свидетелями скандалов, а позже и их участниками. Конечно, каждый ребенок хочет, чтобы его родители были счастливы, чтобы они любили друг друга, чтобы в семье царили доверие и взаимопонимание.

Когда же папа с мамой начинают ругаться, когда в доме нарушается спокойствие, мир и порядок – он чувствует, что происходит что-то неладное. Вот и я, оказавшись в условиях скандалов, ощутил, что что-то идет не так.

Я очень хотел, чтобы родители прекратили ругаться, и сильно боялся того, что во время ссор они "наломают дров". С этих мыслей и страхов началась моя миротворческая миссия. Я взял на себя роль спасателя, цель которого – сохранить семью, а для этого нужно было тушить домашние пожары.

Я не мог сделать так, чтобы родители полюбили друг друга снова, но был способен мешать им ругаться. Как это происходило? Например, папа с мамой находились на кухне. Когда они начинали разговаривать громко, я переходил в режим "полной боевой готовности".

Я понимал, что для примирения сторон может понадобиться мое вмешательство. Передо мной стояла простая и понятная задача: после криков мамы или громких матерных слов отца забежать на кухню. Присутствие на месте событий стало главным способом пресечения скандалов.

Появление в комнате на некоторое время останавливало конфликт, к родителям возвращался здравый смысл. Однако позже отец говорил: "Сын, иди к брату, мы больше не будем ругаться". Но я папе не верил, поэтому, выходя из кухни, оставался ждать за дверью, готовый в любую секунду вбежать снова.

В коридоре я мог стоять долго, так как очень боялся упустить момент, когда маме понадобится помощь. Братишка мог уже лечь спать, а я продолжал свое "дежурство". Я вел себя тихо, однако родители догадывались, что я стою за дверью. Отец даже просил меня войти, однако я делал вид, что его не слышу.

Чаще всего долго стоять не приходилось, и уже через несколько минут с испуганными глазами я снова забегал на кухню. Этот способ примирения родителей оставался все еще действенным, ведь я мог стать свидетелем преступления и в случае разбирательств дать показания. Об этом знали и я, и родители.

Со временем семейные скандалы перешли на новый уровень: родители стали ругаться и при нас. Даже присутствие младшего брата, которому на тот момент было 8-9 лет, перестало их смущать. Более того, все чаще семейный конфликт доходил до рукоприкладства.

Когда это происходило, мы с братом бесстрашно бросались к родителям и начинали их разнимать. Мы вставали между ними, создавая "живую стену": так родителям было сложнее применить силу.

Несмотря на то, что мы находились между двух огней, получить травмы мы не боялись. Инстинкт самосохранения меня еще не тревожил – я был уверен, что ни папа, ни мама не желают мне вреда.

В порыве ярости они набрасывались друг на друга, как разъяренные бульдоги. Отец мертвой хваткой держал маму за волосы. Я видел, что ей было очень больно, поэтому все свои силы направлял на то, чтобы разжать его кулаки.

С целью ослабить папины руки, мы буквально повисали на них. Я внимательно следил за ними, так как именно они представляли наибольшую опасность. Мы держали его руки, чтобы лишить пространства для возможного маневра. Благодаря этой вязкой борьбе отец постепенно уставал.

Когда же папа, потратив силы на схватку, успокаивался, уже мама исподтишка могла его ударить рукой или ногой: ее-то конечности были свободны, их никто не контролировал. После этого отец вспыхивал вновь и набрасывался на нее с еще большим остервенением, а мы снова пытались их разнять.

В этой борьбе я овладел важным навыком, научился чувствовать тонкую грань: с одной стороны, я "вязал" руки отца, ослабляя его, при этом мои действия не выглядели как акты прямой агрессии. У меня не было цели сделать ему больно или причинить какой-либо вред, я просто хотел остановить драку.

Когда потасовка затягивалась, а родители все никак не унимались, я просил их, а иногда умолял, перестать ругаться и драться. Мы кричали отцу: "Папа, не бей маму, хватит! Ложись спать, завтра на работу!" Пытались достучаться и до матери: "Мама, успокойся, отойди от него!" Но их словно магнитом тянуло друг к другу.