Семейные тайны

Но темпераментный брюнет уже созрел — смотрит на приятеля молящими глазами, готовый отблагодарить его за самую безумную мысль. У него самого уже нет сил что-то придумывать и изобретать, но ему нужна хотя бы небольшая надежда. Он хочет верить, что для них еще не все потеряно…

Наслаждаясь вниманием собеседника, светлоглазый флегматик наконец вступает в разговор:

— У нас остался один шанс…— говорит он специально медленно, придавая своим словам дополнительный вес.

Вопрошающие карие глаза горят перед ним как адские светильники… Не выдерживая их испытующего взгляда, он продолжает:

— И этот шанс — сам Иванов. Он слишком много значит для своих сотрудников, без него все полетит к черту…

Водянистые глаза впиваются в брюнета, как бы проверяя, ясен ли ему смысл сказанного. Карие с красными отблесками глаза гаснут. Собеседник испуган:

— Не хочешь же ты сказать…

— Не хочу!— обрезает его на ходу второй. — Если с такой персоной, как Иванов, что-то случится накануне испытаний «Олимпии» и мы будем иметь к этому хотя бы ничтожное отношение, можем сразу покончить жизнь самоубийством. Так спокойнее…

— Но как же его нейтрализовать?— Испуг собеседника переходит в удивление. — Что могло бы отвлечь его от работы над проектом?

Мужчина с бесцветными глазами смотрит на приятеля с улыбкой превосходства. Ему приятно, что он знает ответ на этот вопрос:

— У всех людей одна и та же ахиллесова пята — их семьи…

— Но они…

— Находятся под таким же вниманием, что и он сам.

Брюнет смотрит на друга с недоумением. Он понимает, что тот специально тянет волынку, не объясняя своего плана, но задавать вопросов уже не хочется. Он и так приложил немало усилий, чтобы разговорить своего сотрапезника… Теперь он просто смотрит на него, зная, как трудно выдержать этот взгляд. В обычном свете его темно-карие глаза кажутся состоящими из одних зрачков, а в дымно-алом освещении кабачка они и вовсе напоминают неудачную цветную фотографию — темно-красные, блестящие… Его взгляд совсем не похож на обычный человеческий. Он скорее напоминает взгляд притаившегося в ночи хищного зверя. Видя обаятельную улыбку, блондин часто расслабляется и начинает манипулировать им, как будто перед ним сидит один из подчиненных. Эти пронзительные глаза ставят его на место, напоминая, кто же перед ним на самом деле.

Над столом проносятся новые облака дыма, придающие возникшей тишине какой-то особый смысл. Курение становится вдруг важным и осмысленным занятием, прикрывающим ту борьбу, которая сейчас идет между ними. Что восторжествует раньше — любопытство первого или гордыня второго? Но теперь не выдерживает светловолосый флегматик. Он хочет досказать свою мысль до конца:

— Я уже два месяца собирал информацию о семье Иванова. Там много интересного. Молодая жена, в прошлом нищая лимитчица, бесталанный и трусоватый старший сын. Впрочем, вполне преданный своему отцу. Младший сын. С ним у Иванова очень непростые отношения…

— Ты думаешь, можно как-то повлиять на них?— Черноволосый опускает глаза, вперив теперь свой взор в кончик раскаленной сигареты.

Блондин немного теряется и начинает торопливо объяснять:

— Это значительно проще, чем влиять на него самого. Ведь их проблемы — это и его проблемы. Если молодая жена заведет любовника, сын растратит деньги, а невестка разругается с детьми, Иванову некогда будет думать об «Олимпии».

— Ты так думаешь?

— Я так знаю. Я проверял. Великий Иванов провалил сдачу проекта комиссии всего два раза в жизни. Первый раз, когда умерла его бывшая жена, и второй раз, когда у него были серьезные проблемы с младшим сыном…

— И на старуху бывает проруха… —Черноволосый улыбается, чувствуя, что у него под ногами появилась почва…