Семейные тайны

— Рассказывайте, — велел Шаболдин. Да, видно было, что он, как и мы все, кроме разве что отца Романа, слегка обескуражен этаким поворотом, но молодец Борис Григорьевич, быстро с изумлением своим справился и показал, что главный тут именно он, а Ломскому остаётся лишь послушно отвечать на вопросы.

— Петька меня обокрал, — со злобой сказал Ломский. — Обокрал, гадёныш! Восемь лет в моём доме служил, платил я ему пристойно, кормил его, змея, как в доме прислуживать не смог, я его в больницу на хорошую службу пристроил, и вот так он мне за всё за это отплатил! Да ещё и так всё выставил, будто не он украл, а Прохор! А у Прохора здоровье слабым оказалось, принялся я у него вызнавать, где он краденое спрятал, так с ним от расстройства апоплексический удар [1] случился, язык отнялся, а к вечеру уже и помер...

— Что Бабуров у вас украл и почему вы не заявили о том в губную стражу? — строго спросил Шаболдин.

— Бумаги он украл, записи, за которые Антон Ефимович платил мне, — лицо Ломского скривилось в недоброй усмешке. — Потому и не заявил, как же вашим такое заявишь?

— Антон Ефимович Малецкий, надо полагать? — вставил вопрос Елисеев.

— Знаете, значит, — лицо доктора снова дёрнулось. — Он самый, да.

— Борис Григорьевич, дозвольте на минуточку! — в допросную заглянул один из помощников Шаболдина. Пристав вышел, через минуту вернулся.

— Бумаги с записями, выставляющими многих лиц в невыгодном для них свете, найдены и изъяты в вашем доме при обыске, — сказал он Ломскому. — Вы убили Бабурова и вернули их, так ведь?

— Не убивал! — Ломский сорвался на крик. — Не убивал я! И бумаги Петька у меня выкрал не все, а лишь самые важные! Всё, что ваши у меня изъяли, по сравнению с теми бумагами — тьфу!

На крики Ломского в допросную ввалился здоровенный урядник. Подняв внушительного вида кулак, вопросительно посмотрел на Шаболдина.

— Пока не надо, Фомин, — Шаболдин дождался, пока Ломский оглянется. — А вам, Ломский, кричать не следует, иначе придётся уряднику Фомину вас успокоить.

— Д-да, я понял, — моментально сник Ломский. — Но не убивал я Петьку, правда, не убивал.

— При каких обстоятельствах произошла кража? — Борис Григорьевич продолжил допрос.

— Петька ко мне в дом часто приходил, когда в больнице служил, — Ломский явно не горел желанием поближе познакомиться с Фоминым и потому несколько поутих. — И по больничным делам, и с половиной прислуги моей приятельствовал. В тот день у Егора Смирягина, истопника, именины были, я и позволил ему в моём доме это отметить, работник уж больно исправный. Сам я в больнице был, супруга моя тоже. А наутро обнаружил, что бумаг нету. Стал искать, да несколько листов и нашёл, в каморке Прохора спрятанных среди вещей его.

— Как потом узнали, что украл Бабуров?

— Как с Прохором несчастье случилось, стал прислугу допрашивать. Все как один сказали, что Прохор из-за стола не отлучался, а вот Петька отходил, по нужде якобы. Тут я и сообразил, что это он, паскудник.

— Да вы продолжайте, продолжайте, — обманчиво мягко поощрил замолкнувшего Ломского Шаболдин. — Дальше что было?

— Я к Петьке домой пошёл, поговорил с ним, — Ломский поморщился, должно быть, вспоминать тот разговор ему было неприятно. — И грозил ему, и увещевать пытался, и заклясть пробовал...

— И? — Шаболдин не давал Ломскому передышки.

— Без толку всё, — вздохнул Ломский. Так, получается, как раз об этом Лида рассказывала. — Заклясть не вышло — сам же этому змеёнышу артефакты продавал, от заклятий охраняющие, да и настроиться на такие заклятия надо по-особому, а получается не всегда. На увещевания мои Петька смеялся глумливо, а когда я ему грозить стал, сам пригрозил мне, что вашим меня сдаст...

— И чем же вы ему грозили? — поинтересовался Шаболдин.

— Сказал, что ежели он с теми записями к Антону Ефимовичу сунется, то найдут его потом на пустыре со вспоротым брюхом, потому как не делается так у серьёзных людей, чтобы своих обкрадывать, — меланхолично пояснил Ломский.

— Дальше, — продолжил Шаболдин понукать доктора.

— Антону Ефимовичу я сразу и сообщил, он заверил, что никаких дел с Петькой в обход меня вести не станет, — вещал Ломский. — Понятно, на слово в таких делах верить нельзя, но Антон Ефимович умный был, понимал, что у Петьки он один только раз купить те записи сможет, а от меня он их постоянно получал.

— И что же, вы эти украденные записи дальше не искали? — с недоверием спросил Шаболдин.

— Искал, конечно, — признал Ломский. — Как-то, пока жена Петькина на рынок ходила, залез к нему в дом с поисковым артефактом. Да только не дома он, сволочь, те записи держал. Но сунуться с ними он мог только к Антону Ефимовичу или к кому из его людей, а уж тогда бы я сразу про то и узнал. Да только Петька дураком оказался, сам решил тем бумагам ходу дать и кого-то из тех, о ком там записано было, потрясти. А я про то узнал.

— И кого же он собирался потрясти? — долгих пауз в допросе пристав не допускал.

— Не знаю, там много про кого было, — усмехнулся Ломский.