Семейные тайны

Соответственно, не стояли на месте и наши дела. Отец с дядей договорились-таки с Беккером. Он, ясное дело, изо всех сил пытался навязать нам свои условия, но бояре Левские так старательно выкручивали ему руки, что в итоге условия оказались нашими. В Москве Беккер и сыновья будут продавать только патроны к револьверам, карабинам и охотничьим ружьям. Дом для собственного магазина мы уже купили, сейчас там вовсю идёт переделка. Покупка этого полутораэтажного (одноэтажного с мезонином) домика влетела нам в копеечку, но уж очень престижным было место — Ильинка, рядом с биржей, крупнейшими в Москве торговыми домами, банком Московского строительного товарищества, да и от Кремля десять минут неспешным шагом.

Поговорив с полковником Хлебовичем, дядя решил на пару седмиц отложить подачу в Военную Палату заявки на представление наших винтовок и револьверов — Константин Афанасьевич сказал, что в палате полным ходом идёт передача дел вместе с перетасовкой офицеров и дьяков, и у палатных чинов в эти дни до обычной рутинной службы руки не дойдут. Ну и хорошо, как раз к тому времени мы и магазин откроем.

Не стояли на месте, хотя и не слишком шибко продвигались, дела сыскные. Елисеев время от времени потряхивал Ломского, после чего губные хватали очередного подручного Малецкого, и к настоящему времени наловили таких уже более полудюжины — то ли семерых, то ли восьмерых, я как-то уже запутался в подсчётах. У Шаболдина всё было намного скромнее — его подчинённые прочно завязли в поисках Поляновой, точнее той, кто за этим вымышленным именем пыталась укрыться. Случилась у Бориса Григорьевича и ещё одна неприятность — содержательница блядни Аминова не признала в Лизунове того, кто заказал Жангулову на квартиру студента Василькова. Заходили недавно Шаболдин с Елисеевым ко мне вдвоём, вот и узнал их новости.

Елисееву я тоже подарил револьвер с кобурой для скрытого ношения, мы втроём спустились в подвал пострелять, и Фёдор Павлович присоединился к Борису Григорьевичу в восторженных оценках револьвера и карабина. Шаболдин, кстати, уже был готов подать наверх бумагу о желательности закупки револьверов и карабинов Левского для вооружения губной стражи, но я уговорил его подождать с этим, пока мы не откроем оружейный магазин.

В преддверии оживления в конце лета светской жизни в столице и начала череды приёмов в лучших московских домах, а также моего дня рождения наши вернулись из Ундола, после чего отец с матушкой сразу же уехали в Коломну общаться с градоначальником и его семейством. Я, понятное дело, пытался дать им соответствующие инструкции, на что получил мягкую, но вполне убедительную отповедь, содержание которой можно кратко изложить пословицей «не учи учёного». В итоге они благополучно убыли и мне пришлось остаться в доме за старшего. Не скажу, что возглавлять семейство оказалось делом лёгким — если с Митькой, уже привыкшим в кадетах к дисциплине и порядку, никаких сложностей не возникало, то Татьянка с Оленькой поначалу сделали не вполне правильные выводы из такой перемены обстановки, и почему-то решили, что при мне каша на завтрак не так уж и обязательна, а вот сладкого после обеда и мороженого в течение всего дня можно бы побольше. В попытках объяснить им всю глубину их заблуждений я заметных успехов не достиг, но на мои распоряжения на кухне это, к неудовольствию девиц, никак не повлияло. Впрочем, игры, которые мы устраивали в саду, несколько примиряли сестричек со столь безжалостной тиранией. Но когда позавчера приехали на кратковременную побывку Василий с Анной, бразды семейного правления я передал старшему брату с удовольствием. Ничего, ему полезно — Анна сейчас пребывает в интересном положении, вот пусть Васька и учится быть главой семьи. А лучшая учёба, это, как известно, сочетание теории и практики. Так что практикуйся, Василий Филиппович, практикуйся...

Понятно, что всё это время я и так, и этак обдумывал добытые в Кремлёвском архиве сведения, как и сделанные из тех сведений выводы. В общем и целом я продолжал считать свои умозаключения правильными, но некоторые мелочи не то чтобы сильно уж портили общую картину, но, скажем так, не давали ей обрести полноту, целостность и логическую завершённость.

Какие? Да вот хотя бы то, что к Бельским с требованием денег за молчание о происхождении Александры обратился не Бабуров, а Лизунов. Ну не верил я в то, что Лизунов на такое способен, не верил и всё! Пусть известные мне факты и говорили, что Бабуров этим вымогателем быть никак не мог, личный опыт наблюдения за Лизуновым на допросе криком кричал, что вымогателем не мог быть как раз-таки он. Но вот же беда, каких-то способов разрешить это противоречие я пока не видел.

Ещё один вопрос: как такое требование вообще могло быть выставлено? Чтобы приказчик, пусть даже такого известного и уважаемого фабриканта-кондитера как Эйнем, получил возможность лично беседовать с князем? Не смешите. Нет, он мог через слуг передать князю письмо или просто записку, это как раз запросто, но... Но всё равно что-то тут не то.