Семейные тайны

— Что, Лизунов, — Борис Григорьевич излучал жизнерадостность, смотревшуюся особенно ярко на фоне осунувшегося и нервничающего приказчика, — рассказывай давай, как Алию Жангулову убивал.

— Не убивал я её, — вяло ответил Лизунов.

— Ну да, не убивал, — притворно согласился Шаболдин. — И Федьку Балабудкина, дружка своего, не подговаривал заказать её на квартиру к Василькову, и про то, что мы про Петьку Бабурова спрашивали, она тебе не рассказывала... Смотри, Лизунов, вот сейчас приведут сюда Балабудкина, и повторит он, что ты ему говорил. Что тогда запоёшь?

— Так-то да, было дело, — пошёл Лизунов на попятный. — Федьке я сказал, что девку эту его дружку заказать будет весело, и что?

— А то, Лизунов, что по пути к дружку этого твоего Федьки Жангулову и убили. А знали, куда и когда она пойдёт, только она сама, Федька, Аминова да ты, сердешный, — Шаболдин даже руками развёл, показывая, как его такой оборот дела печалит.

— А что ж сразу я? — упорствовал Лизунов. — Может, Федька её и придушил. Или Аминова.

— Ну тогда скажи мне, дорогой ты мой, откуда тебе известно, какую смерть приняла Жангулова? — вкрадчиво поинтересовался пристав. — Откуда ты знаешь, что её задушили? Не оттуда ли, что сам и душил? Отвечай, мать твою!.. — пристав грохнул по столу кулаком.

— Да не знаю я! — перепугался Лизунов. — Не знаю! Так сказал, наобум!

— Наобум, стало быть?! — рявкнул Шаболдин. — А ежели я сейчас позову двух молодцов с большими кулаками, да тебя с ними оставлю ненадолго, тоже скажешь потом, что наобум?!

— Не надо, — вздохнул Лизунов. — Я Алийку придушил, было дело.

— Да ты не молчи, ты рассказывай, — нажимал Шаболдин. — За что ты её?

— Она в лавку пришла, сказала, вы её про Петьку спрашивали, — хмуро ответил Лизунов. — Ну я и подумал, она же и про то, что мы с Петькой Антону Ефимовичу помогали, тоже скажет. А мне оно зачем? Ну вот и решил, пусть помрёт, а я поживу.

— Доктор Ломский-то разрешил тебе Жангулову убивать? — вставил слово и я.

— Вы и про доктора знаете, — Лизунов совсем поник.

— Знаем, Лизунов, знаем, — усмехнулся Шаболдин. — Так что он насчёт Жангуловой тебе сказал?

— А я его и не спросил, — скривился Лизунов. — Что он мне? Антона Ефимовича я слушался, тот мне денежку платил, а доктор мне кто? Денег не платил, и не указ он мне. Он потом в лавку заходил, ругал меня матерно, что я Жангулову того, так я его сам послал подальше.

— Экий ты строгий, — хохотнул Шаболдин. — А скажи-ка ты мне, чего это ты так раздухарился-то с Ломским?

— Да я ж сказал — не он мне деньги платил, не ему мне и приказывать, — Лизунов малость успокоился и говорил вполне уверенно. — Вон Антон Ефимович мне платил, так и что делать, говорил, и чего не делать. А доктор — да тьфу на него!

— А не потому ли, дорогой мой, ты с доктором Ломским таким храбрым стал, что Петька у него бумаги выкрал, что он для Малецкого приготовил, и вы с Бабуровым решили вдвоём бесчестным вымогательством заняться?! Отвечай! — командному голосу пристава позавидовали бы сейчас даже многие стремянные офицеры.

— И это знаете, — покачал головой Лизунов. — Ну да, собирались мы с Петькой сами на себя поработать, как Антона Ефимовича ваши забрали...

— Бумаги-то те где? — как бы между делом спросил Шаболдин.

— Не знаю, — сокрушённо ответил Лизунов.

— Врёшь, — деловито отметил пристав.

— Вот вам крест! — рванул Лизунов рубаху. — Не знаю! Знал бы, давно уже денег стряс бы да от Эйнема ушёл! Жил бы себе тихо-мирно и ни на кого бы не работал!

— Врёшь, Лизунов, врёшь, — нажимал Шаболдин. — Ты от тех бумаг потому сейчас открещиваешься, что Петьку Бабурова ты же сам за них и зарезал.

— Нет! — Лизунов чуть не сорвался на визг. — Не убивал! Не убивал я Петьку! И бумаги мы с ним уговорились вместе в дело пустить, но сами они у него оставались! А как зарезали Петьку, я без них остался! У него они были, те бумаги! У него!

Так, кажется, в этой же самой комнате кто-то не так давно уже говорил, что Бабурова не убивал... Популярная среди сообщников Малецкого история, однако. Интересно, как сильно будут различаться между собой рассказы Ломского и Лизунова?

— Петька тогда снимал комнату в доме Саларьева, — вещал Лизунов. — Ну мы и уговорились, что я к нему приду, там и придумаем, как бумаги те самые лучше будет в дело пустить. Пришёл я, значит, а Петька мёртвый лежит, тёплый ещё... Где он бумаги держал, что украл у доктора, я знал, но там их уже не было. Там просто всё было перевёрнуто, видать, кто Петьку зарезал, тот их и унёс... Я выхожу, а по лестнице, слышу, поднимается кто-то... Я перепугался до жути, думал, убивец вернулся, ну тихонько вверх и поднялся... А это доктор был... Тоже, видать, искал бумаги-то. Долго он не выходил, ну я по-тихому и ушёл сам...