Семейные тайны

Расул удивился, и, будто спеша успокоить его, Лейла сказала: "Это ты, вернее, мой идеал, каким бы я тебя хотела видеть".

"Но он... чучело!"

"Ты хочешь сказать - кукла?"

"Пусть так!"

"Но я вдохну в него жизнь, и он будет всюду со мной".

Расул усмехнулся.

"Ты не веришь? - с чего-то вспыхнула Лейла и почти приказала: - Оставь его (?!) в покое".

Загадки какие-то.

Расул лишь на миг вспомнил о кукле-парне (давно ее не видно, этой куклы, лишь сестры на подоконнике, и патриарх куда-то исчез) и тут же устремился думами в родной город:

- Я никого видеть не хочу! Этот выскочка драмо-дел! паяц! артист! - С чего на Аскера Никбина взъелся? Ничем как будто не обидел, дружны со старшим свояком, даже восторгался им некогда, сидели у него на широкой веранде с видом на море, и Аскер Никбин разглагольствовал, "прежде упрекнув своих и похвалив соседей, где "поэты в почете", там в академиках и поэты, и собрания сочинений им, и высшие звания.

"Да, надо быть дерзким, я бы даже сказал, наглым, чтобы, зная, какие люди творили (и непременно называются Низами, Руставели и Лев Толстой), брать в руки перо".

"А что тебя побуждает писать, Аскер?" - спросил Расул.

"Сам не пойму"^

"Любовь?"

"Да, именно любовь!" - И с чего-то хохочет.

"Может,- пристал к нему Расул,- безумие?"

Задумался. Безумен ли он?..

"А что? Ты прав,- промолвил.- Каждый истинный поэт' безумец".

"Или отчаяние гложет душу?"

Как ответить Расулу?

"А знаешь,- продолжил Расул, так и не дождавшись ответа,- я вспомнил слова Джанибека, ведь он тоже сочинительством занимался (это когда их койки в военном лагере рядом в палатке были)".

"Разве?" - удивился Аскер.

"Трагедию однажды написал". "Джанибек - и трагедия?!"

"А потом порвал ее на клочки. Писать, сказал он, удел слабых. Легко властвовать в вымышленном мире!"

Аскер Никбин среагировал тотчас:

"Какой умница Джанибек, я восхищен! Да, слаб человек, и честолюбив, зуд власти не дает ему покоя. Но кому какая власть: мне в вымышленном, а Джанибеку и тебе в реальном, вот и поделим!"

"Ты не слаб,- пошутил тогда Расул,- свое не упустишь и в реальном мире".

Два дня назад - вот отчего зол Расул! - в фильме его видел, своего свояка: усищи, глазищи, ручищи, и тяжелый меч в руке (а он картонный), разит врагов, как взмахнет - десяток чужеземцев наповал.

"Это ж позор! Нет, я не ожидал,- всю дорогу кипел Расул,- что у Аскера такая неуемная жажда славы! Мало ему, что полез в драму, ничего в ней не смысля, и сочинил бездарный роман, якобы спасая хилую нашу прозу",- прислал и Расулу, переплел журнальные страницы, а на обложке золотыми, буквами Проза Поэта, пэ-пэ, так сказать.

"А ты, между прочим, хвалил",- заметила Лейла.

"Я только одну вставную новеллу одобрил, об Ильдрыме, и то за попытку постичь думы Ильдрыма в последнюю его минуту, но не сумел, ударился в патетику, дешевые охи: "Ах, Ильдрым, как ты мечтал о сыне!.." Мыслишка у него была, помню, о том, что мы привносим в переживания Ильдрыма наши думы, но в тот момент, когда на тебя идут волны и одна унесет в море, кто узнает, о чем ты подумал,- тут же уход в сторону,- и ты, кажется, читала (Лейла не читала, станет она время на сочинения Аскера тратить!), ни сюжета, ни характеров, роман-эссе, чтоб скрыть незрелость, так нет же, ему надо фотографиями увлечься, выставку пробить, ездить с нею по городам, и вот, еще сняться в фильме, сыграть роль легендарного борца против тирании!"

"Копирует".

"Кого?"

- "Забыл? Он даже к нам ТУДА (это на чужбину) со своей выставкой приезжал!"

"В оздвиженского?"

"Ну да! Как здесь, так и там".

Ни то, ни другое, ни третье, и Лейла не догадывается, хотя могла бы сообразить: Аскер Никбин похвалил Джанибека, две строки - да еще какие! - о нем в поэме: "Наш голос доносится с вершины горной..." (читай: Джанибек вознесен, и слышится его голос из самых-самых верхов).

"Может, беден мой свояк, деньги ему нужны, а?"

"Всем деньги нужны".

"И сын его, как зовут? Да, Агил, Умный!.. (Это он лепетал, тыча пальцем в Расула: "Говорить по-нашему не может!", а отец сыну негрубо: "Эшшей!")

"Но что ты знаешь об Агиле?" - упрекнула Лейла и задумалась: непонятный у Айны сын, и сестра переживает: "Наказание, а не сын!" - каждую минуту жди от него подвоха, тут еще институт бросил (какой?) и подумывает... но о чем?

"И этот,- перебил ее думы Расул, взявшись за нового свояка,- Махмуд!"