Превращение человека – ребенка или взрослого – в жертву всегда носит социальный характер и может происходить в любом обществе. Но как театр начинается с вешалки, так виктимизация начинается с семьи. Даже те родственники, которые не являются прямыми объектами агрессии, унижения и нападок, но присутствуют в качестве постоянных свидетелей этого, подвержены вторичной виктимизации. За счет эмпатии, то есть способности вчувствоваться в переживания другого человека, а также благодаря идентификации свидетели насилия и третирования погружаются в те же чувства, которые испытывает жертва. Таким образом, оказывая деструктивное воздействие на отдельных членов семьи, виктимизация становится социальной проблемой и разрушает внутреннюю стабильность всего общества.
Чтобы превратить человека в жертву, нужно время. Когда агрессор и жертва живут в одной семье, их деструктивные действия – унижение, оскорбление, несправедливое разделение обязанностей – регулярно повторяются. Раз за разом один член семьи контролирует другого, управляет его жизнью, издевается над ним. Вначале жертва сопротивляется, пытаясь прямо или косвенно проявить агрессию. Но наступает момент, когда она забывает лозунг «Никогда не сдавайся» и смиряется.
К сожалению, семья с тайной похожа на огромный корабль, оказавшийся на суше. Она малоподвижна, процессы изменения правил, структуры ролей, системы власти в ней проходят крайне медленно. Именно поэтому семья поддерживает сохранение жертвенных сценариев.
Однако дело никогда не заканчивается одной жертвой. В этом же поколении, в следующем или через поколения семья воспроизведет дуэт «жертва – тиран». И конечно, найдется добрая фея – крестная или спасатель. Только в семье у них нет волшебных сил, поэтому гораздо заметнее характерная игра актеров, исполняющих роли жертвы и тирана.
Сразу сделаю поправку: нормальная, здоровая агрессия нужна в семье для поддержания дисциплины и воспитания детей, наведения порядка, обозначения границ. Мы же говорим о таких проявлениях агрессии, которые делают другого марионеткой, куклой, отнимают свободу, заставляют делать нечто, разрушающее его «я». И когда об этом нельзя говорить (как в случае с отцом, бьющим сына, – см. историю «Самурай и Эдип»), возникает тайный сговор между тираном и жертвой. Тайна всегда предполагает союз двух или больше человек, один из которых вынужден молчать. Иногда можно выявить так называемый бытовой стокгольмский синдром – когда возникает симпатия между жертвой и насильником или когда страдающая сторона объясняет поведение агрессора как единственно возможное.
Иногда тиран подхватывает вирус из внешней среды, отождествляя себя с кем-то, кто был сильнее, давил на него, подвергал преследованиям. При этом он начинает использовать аналогичное поведение в собственной семейной системе. То, что вначале является частью игры, разрядкой, проверкой новых типов поведения, при определенных условиях закрепляется и становится стереотипом взаимодействия. В семейной терапии я давно нашла ответ, каким образом это происходит. В любой живой системе есть возможность оповещения о том, что происходит внутри и во внешнем мире. Для этого используется обратная связь,
которая представляет собой отклик или реакцию на какое-либо действие или событие. Она может быть позитивной и негативной.