Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор

Декабрист М. Фонвизин впоследствии даст ему такую характеристику: «Воспитанный умным и просвещенным дядей, граф Н. П. Панин усвоил свободный его образ мыслей, ненавидел деспотизм». Но историк и публицист Н. Я. Эйдельман считал, что в число заговорщиков Панина привело не свободомыслие, которого у него не было (молодой дипломат придерживался довольно консервативных политических взглядов. – Л. С.), а желание отомстить Павлу-императору за предательство просвещенных принципов Павла-наследника, которые ему прививали мать – императрица Екатерина II и воспитатели, за неумение в страхе перед призраком французской революции увидеть государственные выгоды и реальные перспективы России в обновляющемся на рубеже веков европейском мире. Никита Панин – умный политик и талантливый дипломат, не мог и не хотел допустить, чтобы его страна вновь оказалась темными задворками Европы под властью императора-тирана, чтобы были погублены потраченные на развитие государства усилия предков самого Павла и десятков лучших представителей российской элиты.

Мысль не допустить крушения надежд на великое будущее России руководила Паниным, когда он пошел на сближение с людьми, с которыми при других обстоятельствах у него не могло бы быть никаких тесных отношений. Его соратницей стала Ольга Александровна Жеребцова – красавица, кокетка, авантюристка, одна из самых ловких придворных дам, приходившаяся сестрой братьям Зубовым – фаворитам и временщикам последних лет Екатерины II. Она была бунтовщицей и заговорщицей, если можно так выразиться, по призванию. С ней, уже 80-летней старухой, познакомится за границей в середине XIX века А. И. Герцен, которому она помогла эмигрировать из России и выразила сочувствие его идеям и поступкам. Первый русский революционер-эмигрант будет сравнивать ее с другим своим кумиром – княгиней Дашковой, и назовет ее «удивительной женщиной». Но в случае с Павлом вся целеустремленная и страстная натура Ольги Александровны желала не столько торжества справедливости, сколько реванша за опалу Зубовых. Ее особняк на Английской набережной в Петербурге, где некоторое время жил ее старший брат Платон, выгнанный из дворца после смерти Екатерины, стал штаб-квартирой заговорщиков. А братья Зубовы, сохранившие значительные связи и влияние в гвардии, стали ключевыми фигурами реализации очередного дворцового переворота.

Связь заговорщиков с сочувствующими им европейскими правительствами осуществлял английский посол Витворт – опытный дипломат, живший в Петербурге с 1788 года. Он был любовником и другом Жеребцовой и через нее получал сведения об участии в заговоре тех или иных персон. Витворт довольно долго находился в стороне от политических интриг вокруг императора Павла, так как Россия и Англия были союзниками в войне против революционной Франции. Но осенью 1799 года коалиция дала трещину, Суворов был отозван из Европы, а русская дипломатия стала вести тайные переговоры с французами. В то же время в русской политической элите были сильны проанглийские настроения, и в одном из своих писем Витворт отмечает, что виднейшие дипломаты С. Р. Воронцов и Н. П. Панин – «англичане». Английское правительство, несомненно, участвовало в финансировании заговора против Павла, это подтверждают многие источники, но катализатором переворота выступили не «иностранное золото» и не «европейская политическая закулиса», а постоянно ухудшающиеся отношения русского императора с дворянством и своей собственной семьей.

Важную роль в организации заговора играл генерал, граф Петр Алексеевич Пален (1745–1826). В начале правления Павла он был губернатором в Риге и вызвал недовольство императора тем, что в 1798 году устроил торжественный прием проезжавшему через город опальному фавориту императрицы Екатерины II Платону Зубову. С Зубовым Пален был давно знаком, и между ними были почти дружеские отношения, но цари никогда не учитывали таких личных обстоятельств своих верных слуг. Рижского губернатора отправили в отставку. Но вскоре его талант администратора оказался вновь востребованным, и уже через несколько месяцев, в июле 1798 года, Пален был вызван в Петербург. Его восхождение по карьерной лестнице в столице было стремительным. К 1801 году Пален становится петербургским генерал-губернатором и вторым лицом в государстве после императора, обойдя в своем влиянии канцлера и генерал-прокурора Сената. Фактически он – новый фаворит, сосредоточивший в своих руках все нити управления страной. Историк Н. Я. Эйдельман считал, что такое необыкновенное усиление власти нового друга императора было порождением «общего павловского принципа централизации».