Читаем Семейные ценности (СИ) полностью

В приёмном отделении клиники невыносимо много света. Она здесь всего несколько минут, но в висках уже появляется слабая пульсирующая боль от режущей глаза стерильной белизны, а концентрированный запах лекарств, витающий в воздухе, вызывает давящее ощущение тошноты. За завтраком Уэнсдэй не съела ни крошки и даже не смогла допить кофе, но пустой желудок всё равно сводит неприятным спазмом, предвещающим очередной приступ проклятого токсикоза.

Последние несколько дней стали сущим ночным кошмаром наяву — стоило ей оторвать голову от подушки, как изнуряющая тошнота накатывала с невероятной силой, и Уэнсдэй бегом мчалась в ванную. О том, чтобы эффективно продолжать расследование, не было и речи — её мгновенно выворачивало даже от некогда любимого запаха свежей крови, а при каждой попытке вникнуть в новые материалы дела виски в считанные минуты взрывало острой болью.

Это было настоящей пыткой в самом худшем из всех возможных смыслов.

Словно существо, пустившее корни внутри, отчаянно пыталось отомстить за её намерение избавиться от него.

И напоследок основательно подпортить ей жизнь.

Она прикрывает глаза, пытаясь избавиться от ощущения нарастающей дурноты, но перед закрытыми веками начинают вспыхивать цветные всполохи, вызывающие головокружение. Аддамс машинально сжимает руки в кулаки, заостренные ногти до боли впиваются в ладони — привычка, оставшаяся ещё со школьных времен и помогающая прийти в себя даже в минуты эмоциональной нестабильности. Но проверенный метод в этот раз оказывается абсолютно бесполезным.

Oh merda.

Не хватало ещё позорно рухнуть в обморок прямо посреди коридора.

Пожалуй, стоило взять кого-то с собой.

Но брать было некого.

О её деликатном положении — и кто только придумал этот омерзительный неправдоподобный эпитет — знали всего двое человек. Но Энид была слишком занята на съемках нового выпуска своего телешоу, а Ксавье… Ксавье просто-напросто категорически отказался ехать в клинику.

— Я люблю тебя больше жизни, и никогда не стану принуждать к тому, чего ты не хочешь. Но, пожалуйста, не заставляй меня принимать участие в убийстве нашего ребенка… — в зелёных глазах явственно угадывалось тоскливое выражение.

Словно у побитого щенка.

Совсем как в юные годы, когда Уэнсдэй грубо открещивалась от всех его попыток сблизиться.

— Никакого ребенка там ещё нет, — она закатила глаза, даже не пытаясь замаскировать собственное раздражение. Гормональный шторм безжалостно и методично уничтожал жалкие зачатки эмпатии.

— Для меня — есть. И я говорю вовсе не о биологической точке зрения, как ты не понимаешь? — выражение горечи во взгляде Ксавье стало настолько ощутимым, что повисшее в воздухе напряжение можно было буквально резать ножом. Он несколько раз покачал головой, неосознанно отступая назад. — Прости, я просто не смогу поехать туда с тобой… Не смогу. Позвони, как… все закончится, я заеду и заберу тебя домой.

Впрочем, чему тут удивляться?

Глупо было полагать, что он обрадуется её решению сделать аборт. Совершенно очевидно, что перспектива подтирать слюни орущему младенцу казалась ему высшим земным благом. Вот только в её планах такого пункта никогда не было и не будет.

Уэнсдэй снова распахивает глаза и от безысходности принимается вчитываться в свою медицинскую карту, лежащую на коленях. За двадцать восемь лет жизни она обращалась в больницу всего несколько раз. Последний — когда два года назад очередной серийный убийца в момент задержания застрелил офицера полиции, а следом попытался убить и её. Пуля прошла по касательной в области плеча, но четыре шва всё-таки наложили. После этого случая Ксавье категорически настоял, чтобы она принимала исключительно косвенное участие в захвате особо опасных преступников — Аддамс пыталась протестовать, но на лице Торпа в тот момент отразился поистине панический ужас. А ещё несвойственная ему стальная решимость.

И ей пришлось уступить.

В который раз.

И вот куда тебя привели многочисленные уступки. Когда ты перестанешь быть такой идиоткой?

Какая-то крохотная часть рационального мышления до сих пор противится присутствию Ксавье в её жизни, но… на другой чаше весов лежит слишком многое, чтобы суровый голос разума мог одержать верх. Теперь Аддамс гораздо проще понять, почему столько безумных поступков — кровопролитий, войн, убийств — было совершено из-за любви.

Жаль, что она недооценила силу проклятого иррационального чувства много лет назад, когда позволила Торпу подобраться так близко.

А теперь ядовитый сорняк в сердце разросся настолько, что пустил метастазы по всем органам и клеткам.

Тяжело вздохнув, Уэнсдэй перелистывает страницу за страницей, и из медицинской карты выпадает сложенный вдвое листок. Ей не нужно разворачивать его, чтобы узнать, что там написано — за несколько дней она успела заучить каждую строчку наизусть.

Особенно последние.

В полости матки визуалиризуется плодное яйцо с эмбрионом, КТР 11 мм, сердцебиение 159 уд/мин, хорион по задней стенке. Соответствует беременности 7 недель по данным нормограмм.

Семь недель.

Сорок девять дней.

Больше тысячи часов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Табу на вожделение. Мечта профессора
Табу на вожделение. Мечта профессора

Он — ее большущая проблема…Наглый, заносчивый, циничный, ожесточившийся на весь белый свет профессор экономики, получивший среди студентов громкое прозвище «Серп». В период сессии он же — судья, палач, дьявол.Она — заноза в его грешных мыслях…Девочка из глубинки, оказавшаяся в сложном положении, но всеми силами цепляющаяся за свое место под солнцем. Дерзкая. Упрямая. Чертова заучка.Они — два человека, страсть между которыми невозможна. Запретна. Смешна.Но только не в мечтах! Только не в мечтах!— Станцуй для меня!— ЧТО?— Сними одежду и станцуй!Пауза. Шок. И гневное:— Не буду!— Будешь!— Нет! Если я работаю в ночном клубе, это еще не значит…— Значит, Юля! — загадочно протянул Каримов. — Еще как значит!

Людмила Викторовна Сладкова , Людмила Сладкова

Современные любовные романы / Романы