Семейные узы

«Не показалось, Дашенька. Я своей довольной физиономией не хочу тебя смущать и пугать. Сама все скоро узнаешь», – думал Егоров старший, отключая телефон. Машина, по воскрешению Егорова Максима Львовича, была запущена. Первое слушание состоялось десятого октября, и Максим сменил костыли на трость, второе – двадцатого числа, когда суд вынес решение. Двадцать седьмого октября Максим Егоров получил новый паспорт. На следующий день он собрался в гости к семье с покаянием, купив торт. С момента трагедии прошло сто тридцать три дня. Он боялся реакции Даши. Неделю назад, провожая его после ужина, она поддержала его, чудом не упавшего прямо на пороге ее квартиры. Она стояла так близко, что Максим не удержался и поцеловал ее. Поцелуй был коротким. Она уперлась ему ладонями в грудь и прошептала: – «Никогда, слышите, никогда не пытайтесь повторить подобное, иначе двери в мой дом для Вас будут закрыты».

– Ребята, я к вам в гости, пока мама еще не пришла. У меня к вам разговор. Никита, поставь, пожалуйста, торт в холодильник.

– О чем пойдет речь? – спросил Никита, закрывая дверцу холодильника. – У нас от мамы секретов нет. По какому случаю торт?

– Мы не будем делать из этого тайну. Я хочу поговорить в первую очередь с вами. У вас есть семейный альбом? Раньше он стоял на второй полке за стеклом.

– Откуда Вы знаете? – спросил Егор с любопытством.

– Я многое о вас знаю. Знаю, когда у вас дни рождения, знаю, что вы любите, а что нет с самого детства, – говорил он, открывая альбом. – Это фото сделано, когда ездили первый раз в Германию к бабушке Оле, – говорил он, перелистывая несколько страниц. – Это – после линейки, когда Егор пошел в первый класс, а это – наша с мамой свадьба. Назвать всех по имени? Простите, парни, – доставая из папки документы и фотографии, говорил он. – Это через неделю после аварии, а это после «реставрации». Очень жаль, но прежнего лица мне уже никогда не вернуть. Я получил документы, что я – это я – Егоров Максим Львович.

– Значит, ты не умер? А как же похороны? – спросил Никита.

– Когда я пришел в сознание, Максима Егорова уже три дня, как похоронили, а я на время потерял память. Были документы Сергеева, я им и стал. Вспомнил я обо всем, только, кто меня признает с такой физиономией и травмой позвоночника? Обратился я за помощью к Владу, ведь Сергеев был сотрудником компании. Влад и помог, а позже и догадался, что я Егоров.

– У тебя глаза папины и голос похож, – сказал Егор.

– Почему ты мне не признался? Я уже не маленький, – с обидой спросил Никита, обнимая отца.

– Прости, Никита. У меня не было доказательств. Ты мог и не поверить мне на слово, мог подумать, что я хочу вас обмануть. Мне нужно было видеть вас, я очень скучал, поэтому и переехал в эту квартиру. Прости меня, сынок.

– Мама сомневалась в твоей гибели. Она чувствовала себя виноватой за то, что не провели экспертизу и не выяснили особых примет. Она плакала и говорила: – «Почему я не проверила у него шрам на плече?». У тебя есть шрам?

– Есть, Никита, – говорил отец, расстегивая рубашку и показывая шрам. – Раньше на этом месте была татуировка. Я ее хотел самостоятельно убрать. Получилось плохо.

– Хорошо, что ты не умер, – забираясь на колени к отцу, говорил Егор. – Ты очки не надевай и будешь почти, как раньше.

– Все говорили, что ты похож на отца, но никто и не догадывался, что ты – это ты. Что дальше, пап?

– Я не знаю, парни. Паспорт у меня есть, суд признал меня живым, тест ДНК я прошел, а как признает меня семья, я не знаю. Могут посчитать меня трусом, лжецом, мошенником.

– Ты же ничего не украл, столько прошел, чтобы начать ходить. Кто тебя может упрекнуть в трусости?

– Чужое имя присвоил, вас долгое время обманывал. Мама меня не простит, а мне ее прощение важнее всего.

– Мама тебя простит, – сказала Даша, стоя в прихожей, прижавшись к стене. – Какой же ты дурак, Егоров! – по ее щекам текли слезы.

– И давно ты подслушиваешь? – спрашивал он на ходу, подходя к жене и крепко ее обнимая.

– Давно. В квартире 120 принято закрывать входную дверь, а ты, по привычке, оставил ее открытой, – уткнувшись лицом ему в грудь, говорила она.

– Пойдем, присядешь на диван. Боюсь, мне рано поднимать тебя на руки – упадем вместе, – усаживая жену, говорил он. – Воды хочешь?

– Дай, я на тебя посмотрю, – словно не слыша вопроса, говорила Даша, глядя в его глаза и гладя по щекам. – Я эти глаза узнала сразу, и губы те же, – она провела пальцем по его губам. – У твоего хирурга золотые руки. Мы быстро привыкнем к твоему новому образу. Правда, ребята? Это воскрешение настоящее чудо.

Они сидели на диване все вместе, обнимая друг друга, не меньше получаса, лишь изредка задавая какой-нибудь вопрос.

– Как ты объяснишь свое воскрешение? – осторожно спросила Даша.

– Маме расскажет все отец, а всем остальным Влад, – ответил Максим. – Они, надеюсь, найдут нужные слова.

– Значит, ты взял в помощники отца и Влада, доверившись им? Как Влад согласился с твоими доводами? Теперь я понимаю, почему они оба меня избегали.