Семейный Альбом

но ожидаемого спокойствия не получилось, поскольку необходимо было тревожиться по нескольким поводам: поступления младшего сына в институт (завод с матом и водкой!), долгого отсутствия старшего сына, застрявшего непонятным и незаконным образом где-то во Франции, а потом, после возвращения – огорчения из-за его (моей) упорной бездетности («Ну сделай мне внучка, пожалуйста! Не бойся, я у тебя его заберу, можешь мотаться где хочешь…»), отцовских недомоганий («Юра! А ты принял свои таблетки?»), второго мой деда, уже лежачего, и еще одного престарелого родственника, дяди Гриши, которому тоже нужно приготовить и постирать («С ума сведут меня эти деды!») – а потом, когда, вроде, можно б и передохнуть – затеянный ремонт квартиры, облака строительной пыли («Но мне же совсем нельзя этим дышать!») и попытки подружиться с рабочими («А как у вас, там, дома, ну – дела?») да, мама бегающая и беспокоящаяся, и охающая, что все это уж ну совсем невмоготу, а потом:

«Ну вас всех на фиг, я пошла смотреть свою сивуху!»

и - в кресло, на колени муркающего кота и вязание, и телевизор с глупейшим дамским сериалом (я, признаться, посмеивался – и она, смущенно маша рукой: «Ну что? что? ну, сама все знаю… все равно вам этого не понять!»

- или по телефону, подруге: «А знаешь, зайчик, сейчас в Пушкинском идет такая выставка – давай-ка мы с тобой сходим, а?»

* * *

Как-то, я зашел навестить родителей, и застал маму в слезах.

на мои расспросы она всхлипнула: «Умирает ваша мама!». Врачи обнаружили у нее в груди опухоль.

* * *

Поразительно, как в больнице, где маме делали операцию – со старым парком, видимо, бывшей чьей-то усадьбой –

прогуливающиеся, присевшие на скамеечках больные – раковые больные! – вели все эти такие обычные беседы, посмеивались, обсуждали футбол, вязание, политику, родственников и рецепт запекания какого-нибудь особого пирога – на самом деле, ничего поразительного, и слава Богу что все устроено именно так.

мама познакомила меня то ли Риммой, то ли с Ириной, тетушкой ее возраста, с которой у них нашлось много общих тем – тотчас же из деликатности оставившей нас наедине.

мы немножко прогулялись по парку, нашли, действительно, усадьбу с колоннами – и полюбопытствовали первым этажом, дальше которого нас не пустили.

на следующий день началась химиотерапия.

* * *

И к этому даже привыкаешь, за три года-то: значит, теперь мама такая: с усилием ходит, меньше двигается и много плачет, а еще у нее вылезли волосы и распухла рука – все реже встает с постели – и в какой-то не отмеченный день кровать с утра уже не застилается, а так и остается разложенной – потом…

… несколько месяцев ремиссии – мама ходит, чувствует себя неплохо – и я с трусливой готовностью вздыхаю облегченно: ну вот, наконец, все в порядке – скоро, она слегает опять…

я прихожу ее навестить - мама грузно, держась руками за кровать, перебирается в кресло – и строит планы, надо: поменять кран в ванной, провести газ на дачу, перебрать стоящие уже в два ряда книги и передать лишние в сельский детский дом…

а еще:

«Мишунь, ну чего тебе стоит, ну, сделай мне ребеночка! Ты не понимаешь: у меня же тогда жизнь наполнится… Я же тогда выздоровею!!!»

* * *

«Надо же… какой… красивый…», говорит мама, завороженно глядя на экран (видео-УЗИ плода, сделанное для нее) где ее неродившийся еще внук засовывает палец в рот, вызывая новую волну умиления.

«А… кхм», говорю я, с недоумением рассматривая полупрозрачного гуманоида…

мама обзванивает подруг, рассказывает, что нет ну прямо вылитый Мишка представляешь? и расспрашивает нет ли детских вещей.

… ей даже удалось с ним пересечься, на целых два месяца.

* * *

Когда я последний раз пришел к ней в больницу, мое присутствие она осознала не сразу. Положив руку на опавшее бугристое плечо и не зная, что сказать – я сказал все же, глупость:

«Ну, мама – что же это за ерунда?!?»

«… такая вот… фигня…», еле слышно ответила она, а потом еще спросила:

«… а как… ну… как… Егорка?» - и в ответ на мой непонимающий взгляд: «ну… внук…»

забыла, как зовут.

заодно я и узнал, как ей хотелось его на самом деле назвать.

* * *

… в больнице мне отдали пакет с вещами, и объяснили, куда нужно теперь обращаться. Я ушел.

и оказался в каком-то дворе, сел на скамейку, и стал вынимать из пакета полотенце, вязаную кофту, ночную рубашку, шерстяные носки, влажные салфетки, склянки с лекарствами.

из подъезда вышел мужчина с маленькой дочкой, и я попросил:

«Дай пожалуйста сигарету»

мужчина посмотрел на меня (с пакетом на коленях, с разбросанными вокруг тряпками, что-то тихо под нос бормочущего) с опаской, и я объяснил:

«У меня мама умерла».

а потом почему-то добавил:

«вещи вот… может, надо кому?»

Продолжение : Тихон Михайлович Шараев

Послесловие.

Я думал, что это все - но вот неожиданное продолжение: прочитавший это описание отец прислал письмо, полное неожиданных, и поразивших меня, подробностей:

"Ну, Мишка, вот это да! Не зря ты всю ночь сидел и сканил.