Семейный альбом

Они приехали быстро и через десять минут уже стояли в холле медицинского центра, слегка взъерошенные, но совсем не сонные. Доктор сделал для них исключение и позволил Фэй остаться с Энн, по крайней мере пока та будет в родильном отделении. Никто из них не предполагал, что роды продлятся так долго. Даже доктор не мог это предвидеть, хотя обычно знал точно. Но с подростками ни в чем нельзя быть уверенным… Все шло как надо, но на каждом этапе Энн на несколько часов останавливалась, умоляла, чтобы ей помогли, дали наркотики или что угодно; вцеплялась в руку матери, пытаясь сесть, падала на спину, сраженная болью, царапала стену, кричала. Ничего ужаснее в своей жизни Фэй не видела, никогда не чувствовала себя такой беспомощной, как сейчас. Она ничем не могла помочь своей девочке и только один раз вышла поговорить с Вардом. Она хотела, чтобы муж утром позвонил адвокату, если Энн согласится отдать ребенка сразу после родов. Надо устроить так, чтобы дочь немедленно подписала бумаги, которые через шесть месяцев придется пересмотреть, чтобы они полностью вступили в силу. Но к тому моменту ребенка у Энн уже не будет, а сама она вернется к нормальной жизни. Вард согласился позвонить на следующее утро, и Фэй предложила всем разойтись по домам, потому что роды могли затянуться. Вард завез Лайонела и Джона к ним домой, он не сказал им ни слова, и мальчики поднялись к себе. Они с удивлением обнаружили, что уже четыре утра. В эту ночь Лай совсем не спал. Крадучись, он вылезал из постели, звонил в больницу, но никаких новостей не было: Энн все еще в родильном отделении, ребенок до сих пор не появился. Ничего не изменилось и на следующий день. Джон вернулся с работы и увидел друга с телефонной трубкой в руке. Было уже шесть вечера. Джон поразился.

– Бог мой! Неужели до сих пор ничего? – Он не мог вообразить, что роды длятся столько времени.

Схватки начались вчера в восемь вечера и были, судя по всему, сильными, когда они везли ее в больницу. – А она-то как?

Лайонел был очень бледен. Он в тысячный раз звонил в больницу, даже на несколько часов съездил туда, но мать не вышла к нему, не желая оставлять Энн. Он заметил пару, сидевшую в комнате ожидания, оба сильно нервничали; рядом был адвокат Тэйеров. Лайонел догадался, кто это. Супруги очень волновались и жаждали появления младенца еще больше Тэйеров. Доктор считал, что осталось еще несколько часов; днем наконец показалась головка. Но если к восьми или к девяти прогресса не будет, врачи готовы к кесареву сечению.

– Господи, – только и вымолвил Джон, выслушав друга.

В семь Лайонел собрался ехать в больницу и вызвал такси.

– Я должен быть там. Джон кивнул.

– Я тоже поеду. – Они пять месяцев провели в поисках Энн, еще пять месяцев жили вместе, и Джон чувствовал, будто это его младшая сестренка. Дом без нее казался пустым. Он как-то пожурил ее за разбросанную одежду, а Энн засмеялась и стала в шутку угрожать – вот возьмет и расскажет соседям, что он голубой… Сейчас Джон отчаянно жалел ее – ей выпало тяжелое испытание. Увидев лицо Фэй Тэйер, он понял, через что пришлось пройти девочке.

– Его не могут вынуть, – отчиталась Фэй Варду, приехавшему следом за ребятами. – Доктор не хочет делать кесарево из-за возраста, пока в этом не будет крайней необходимости. – Куда уж хуже! Энн кричала, умоляла, металась в полубреду от боли. Ничего нельзя было сделать, и этот кошмар длился еще два часа: Энн начала просить убить ее… ребенка… всех… Когда появилась наконец маленькая головка, а за ней и остальное тельце, разрывая все на своем пути и доставляя роженице страшнейшую боль, всем стала ясна причина ее мук. Малыш был огромный, больше десяти фунтов, и Фэй не могла бы придумать большего наказания для своей хрупкой дочери. Как будто каждый мужчина, совокуплявшийся с ней, внес свой вклад в этого ребенка. Фэй смотрела на младенца и плакала – из-за боли, пережитой Энн, из-за того, что эта новая жизнь никогда снова не соприкоснется с их собственной.

За несколько часов до конца родов Энн согласилась его отдать. Она была готова на все. Доктор сразу положил ей на лицо маску с газом, и она не видела ребенка, не знала, как он велик, не чувствовала, как ее зашивали. Фэй молча вышла из палаты, испытывая сострадание к своей девочке за боль и страшный опыт, за ребенка, которого она не узнает и который, в отличие от ее собственных детей, доставлявших радость своим рождением, будет отдан в чужие руки. Фэй не сможет ухаживать за своим первым внуком. Младенца положили в специальную корзинку и увезли в детскую.

Через полчаса, уходя с Бардом из больницы, она увидела женщину с темными блестящими волосами, державшую младенца, ее глаза были полны слез и любви. Четырнадцать часов они ждали его и приняли таким, какой он есть, не зная его отца и того, какой вред успели нанести ему наркотики. Они приняли его с любовью, без всяких опасений, и Фэй крепко вцепилась в руку Варда.

На улице они глубоко вздохнули.

– Доктор сказал, что Энн проспит несколько часов, ей дали успокоительное, слава Богу.