Среди погибших были люди с незаурядными биографиями. Например, комиссар ГБ 3-го ранга Николай Михайлович Быстрых, дважды награжденный за подвиги в гражданской войне. Полковник Александр Георгиевич Лунев, тоже дважды краснознаменец, бывший в 1917 году председателем судового комитета броненосца «Борец за свободу» носившего ранее название «Князь Потемкин Таврический». Из награжденных почетным революционным оружием — шашкой с прикрепленным к ее эфесу орденом Красного Знамени (всего им было награждено 20 человек)— 11 были расстреляны. Среди них — Тухачевский, Уборевич, Корк, Егоров и другие. Из чекистов — Вольдемар Рудольфович Розе, комбриг Главного управления пограничной и внутренней охраны.
По официальным данным, обнародованным в газете «Правда» 2 сентября 1988 года, общее количество расстрелянных сотрудников НКВД — двадцать с лишним тысяч...»
(Г. Карпилов. «Как были репрессированы Ягода, Берия, Ежов»).
СССР Руденко Р.А.
Сначала расстрелять, потом — реабилитировать...
Сначала сжечь, кремировать (хотя кто знает, как они там кремировали...), превратить в горсточку пепла — и потом реабилитировать...
А что же те, кто пытал, вымучивал фальшивые признания? Кто нажимал на спусковой крючок? Кто подавал команду «Огонь!» или «Пли!» — не знаю, как это там, у них, на Донском кладбище, т.е. на кладбище Донского монастыря, было принято...
Не знаю...
Не знаю...
Знаю только одно единственное, бессмысленное, лицемерное слово, в котором — вслушайтесь! — можно как бы издали уловить звук переламываемых костей... Реабилитация...
Но как все начиналось, с чего?..
О, конечно же, конечно путь у каждого был свой, с другими не схожий. Кто-то рвался в лидеры, в фюреры, в вожди... Я о тех, кто шел в революцию по иным причинам.
Трудно представить, можно только нафантазировать. Дядя Илья, которого, как уже говорилось, я видел всего лишь один раз... Его дважды исключали из гимназии — вероятно, был он склонен к непослушанию, бунту, рискованным авантюрам... Сердце в нем преобладало над разумом, чувство — над расчетом. Он был добр, ему хотелось, чтобы и вокруг были счастливые, радостные, улыбающиеся люди, лица. Он подарил отцу радиолу, маленькую, сочетавшую радиоприемник и пластиночный проигрыватель, по тем временам — редкость. Он подарил моей матери, тяжело больной туберкулезом, красную, расшитую цветами китайскую пижаму, от нее бледные, пепельные, с заострившимися скулами щеки словно розовели, покрывались живым румянцем... Пижаму и «Маленького парижанина»...
Что же было раньше — в мятежной юношеской голове?.. Я думаю, мечта о счастье. Об огромном, всемирном счастье. О том великом счастье, когда человек — наконец-то! — свободен. И нет над ним ни жандарма, ни хозяина, ни даже Господа Бога. И человек сам себе хозяин — хозяин своей жизни, своей земли, завода — хозяин своей судьбы. И не будет ни богатых, ни бедных, награбленное раздадут неимущим, бездомных поселят в теплые квартиры, а из золота, за которое пролито столько крови, столько людей погублено, в уборных наделают стульчаки...
Что для этого нужно?
Освободить человека!
Освободить, поскольку «Человек — венец творенья, краса всего живущего!» Так говорил Шекспир... И — «Человек — это звучит гордо!» Так говорил Горький...
А тех, кто против... С теми — борьба не на живот, а на смерть. Ведь умереть, погибнуть за всеобщее счастье — это и есть величайшее счастье на земле!..
И он, дядя Илья, и такие, как он, шли — не в кабинеты, не к высокооплачиваемым должностям, не к «роскошной жизни» (тогда это называлось мещанством), — шли в бои, под пули, а потом — на страшный, смертельный риск, в разведку, каждый миг опасаясь быть изобличенным, узнанным, уничтоженным...
Тогда казалось, этот путь ведет к всеобщему счастью, не к Лубянке, не к Донскому кладбищу...
Так они думали, этого хотели... Возможно, им были не известны слова Бисмарка: «Революции замышляют идеалисты, осуществляют фанатики, плодами их пользуются мерзавцы...»
Впрочем, знай они эти слова, они все равно им не поверили бы...
Глава третья
ЧСИР