Семейный позор. Мы еще увидимся, детка! Ночь Святого Распятия

— Да, уснуть и попытаться забыть этот прогнивший мир!.. А проснусь я или нет — на то воля Господня!

После этого торжественного заявления наступила полная тишина, а потому слова Фелиси прозвучали с особой резкостью:

— На твоем месте, папа, я бы поостереглась упоминать о Господе Боге, потому что для тебя самое лучшее — это чтобы он забыл о твоем существовании!

Благие намерения Элуа мигом улетучились. Он вернулся в комнату. Глаза его сверкали, губы кривила горькая улыбка.

— Для начала, Фелиси, скажи, кто тебя просил высказывать свое мнение?

— А меня не нужно просить — и так обойдусь!

— Ты не имеешь права так поступать только потому, что твоя мать ведет себя, как…

— Да мама в сто раз лучше тебя!

Великий Маспи, откинув на время величие и подняв карающую длань, кинулся к дочери, но путь ему преградила Селестина.

— Не смей трогать крошку!

Неожиданный бунт совсем обескуражил Элуа. И уже то, что он снизошел до переговоров, свидетельствовало о поражении.

— Ты что, не слышала как она разговаривает с отцом?

— Фелиси права!

— Что?

— Какого уважения заслуживает отец, если он учит детей плохо себя вести? Кто станет уважать мать, столько лет просидевшую в тюрьме? И, по-моему, Фелиси на редкость славная крошка, коли ей удалось не прогнить до мозга костей, несмотря на то, какой пример мы подавали!

Элуа совсем растерялся.

— Но… что это с тобой? — пробормотал он.

— Я виделась с Бруно!

— Этого и следовало ожидать!

— Да-да, я встретилась с Бруно, мы поговорили, и мне стало стыдно… Слышишь, Элуа? Мне, матери, было стыдно смотреть в глаза собственному сыну! И я просто не знаю, как он еще может меня любить… Жалкие люди мы с тобой. Элуа, и, предупреждаю, если вздумаешь еще хоть раз напасть на мою маленькую Фелиси, за то что она честная и чистая, как родник, девочка, я соберу чемоданы и мы с ней вместе уйдем отсюда!

Совершенно убитый этим новым, незнакомым ему ликом Селестины, Элуа просто не знал, что сказать. А дедушка, быстро разобравшись в ситуации, поспешил на помощь сыну:

— В мое время жена не посмела бы так говорить с мужем, не то живо заработала бы хорошую трепку!

Селестина сердито повернулась к свекру:

— А вы, папаша, молчите! Все это случилось по вашей милости! Это вы сделали из сына бандита, лентяя и бездельника!

Старик побагровел.

— Вот что, девочка, будь у меня под рукой палка, я бы так треснул тебя по спине, что враз научил бы уважать старших!

Фелиси вмешалась, как всегда, в самый удачный момент:

— К счастью, у тебя ее нет, дедушка, а то, если б ты только тронул маму, я бы заставила тебя разжевать и проглотить эту палку!

Селестина поддержала дочь:

— Вы просто старый негодяй! Из-за вас бедная наша бабушка вытерпела сто тысяч адских несчастий, так что, я думаю, она того же мнения! Ну хватит, Фелиси, оставим их… Даже смотреть противно!

Мать с дочерью вышли на кухню. Элуа, как потерянный, ушел к себе и заперся на ключ. Старики остались в гостиной одни. Дед стукнул кулаком по столу.

— Все эту — еще не причина оставлять меня без кофе! Принеси-ка мне его, Адель.

Но, очевидно, в тот день угнетенные обитатели дома на улице Лонг-дэ-Капюсэн твердо решили бунтовать, а потому впервые в жизни Адель Маспи не подчинилась мужу.

— Нет.

Старик недоверчиво уставился на жену.

— Что ты сказала?

— Если тебе так хочется кофе — пойди и сам приготовь!

— Иисусе Христе! И почему ж это я должен готовить его сам?

— Потому что Селестина права, и, очень возможно, ты и вправду старый негодяй!

Погода стояла великолепная, но Бруно день казался хмурым, как его настроение. Даже ослепительное южное солнце казалось парню каким-то жалким фонарем, а лазурный небесный свод — раскрашенным бездарными малярами полотном. Едва проснувшись, молодой Маспи почувствовал, что какая-то пакость мешает ему свободно дышать, и далеко не сразу понял, что и дурное настроение, и отвращение ко всему окружающему вызваны одним-единственным обстоятельством: сегодня Пэмпренетта должна навсегда связать судьбу с Ипполитом Доло.

Пишранд, догадывавшийся, что творится с его коллегой, почти не трогал его все утро и нарочно взял с собой на обычный обход, ставший своего рода ритуалом: инспектор, прогуливаясь по определенным кварталам, просто показывал злоумышленникам, что прекрасно о них помнит. На ходу полицейский делился с Бруно планами поимки убийцы Ланчано и сообщников Бастелики по ограблению на улице Паради.

— Доказательств у меня нет, но, думаю, эти дела не связаны между собой… Бастелика прав: прибери он к рукам огромное состояние, которое итальянец таскал при себе, ни за что не стал бы дергать дьявола за хвост и участвовать в слишком опасном ограблении ради сравнительно ничтожной прибыли.

— Так вы больше не подозреваете Корсиканца в убийстве Ланчано?