Семейный вопрос в России. Том I

** Сладкий яд: вот пол! "Лепость (красота) мира - вот грех", - решил Селиванов, а в сущности, - подвел итог тысячелетнему мотиву. "Что делает диавол?" - на вопрос этот христианин ответит: "Влечет меня - к женщине", "влечет меня - к юноше". Ко многому и иному худому влечет он, к гордости, славе, богатству: но это все не основное, все это уже сбоку, примечание под текстом. Текст христианской добродетели: воздержание от женщины, воздержание от мущины, Адамо- Евово раз-единение, разрыв. Отсюда и пошло как противоположный полюс: вкушение горьких трав как первая добродетель, посты, умерщвление, некрасивые одежды, убогое жилье, неудобства, наконец, администрации. Ибо и великолепное учреждение есть "сладкий яд" отечества, "похоть" к удобствам его граждан - да!! Их невоздержание - это революция. Так все сплелось в один клубок некрасивого; и новое "десятословие" христиан можно бы выразить так: "не пожелай женщины", "не увлекись богатством и славой", "не понадейся на себя", "живи в домике маленьком", "ешь скромненько", "дружбы и знакомства не води", "думай о горнем", "спеши к могиле" и, "как жена Лотова - не оборачивайся на горящий Содом" бытия. В. Р-в.

______________________

Объем влияния, занимаемый современной печатью, - необозрим. Разнообразием и крайним удешевлением изданий она овладевает умами людей всех наций, состояний и возрастов. Ни невинная юность, ни подрастающие дети, ни простые поселяне, ни рабочие люди - никто не защищен от ее разрушающего влияния, когда она принимает ложное направление. А каковы результаты ее современного влияния на юные поколения и народные массы, можно видеть из статьи некоей г-жи Гурко, помещенной в журнале "Радость христианина", в февральской книжке 1898 года. Ее статья: "Мысли, возбужденные современным направлением литературы" - есть истинный вопль матери*, скорбящей о том, что современная литература помрачает чистый смысл детей бесстыдными, грязными описаниями страстей и отношений, которых они еще не подозревали. В литературе ныне замечается полное понижение идеалов, вследствие чего, конечно, понижаются и нравы. А между тем не имеет ли литература, - напротив, - священным призванием своим пробуждать, обновлять, очищать и возвышать идеалы человечества? Гениальные описания зла никогда не исправят человечество. Самый простой смысл говорит, что, видя человека, утопающего в болоте и тине, будет совершенно бесцельным описывать ему это болото и тину, во всех и без этих описаний слишком знакомых ему подробностях, а что надо ему указать путь, по которому другие прежде него вышли из этого болота, и возбудить в нем энергию, которая заставит его сделать необходимое усилие для того, чтобы освободиться от втягивающей его тины.

______________________

* Ну, вот то-то. Не редакция "Радости христианина", не монах, не священник - а мать завопила. Ведь никак эти рассуждения Дернова нельзя назвать "воплем": они довольно холодноваты. А когда мать завопила - то матери все и спасут, им все и надо предоставить, а дирижеров из "Радости христианина" надо попросить управлять другой губернией, отнюдь не семейною. И спасибо этой вопленнице-семьянинке! Ей templum [святилище (лат.)], как veneri-genitrici, ибо она и "genitrix" как мать, и venus - ибо, конечно, прежде чем стать матерью, была страстной супругою, - и вместе выступила как dea [богиня (лат.)] в высоких своих порывах на страницах "Радости христианина". Говоря это, мы комментируем, что именно разумеем под краткословным Venus-Genitrix: разумеем, конечно, - не античное, а сегодняшнее, наше. В. Р-в.

______________________

Для поднятия падшего человечества требуется иное направление в литературе. А современное грозит дальнейшим растлением человечества. Это показывают наблюдения над тем, на что обращается ныне внимание читателей. Ни в одной публичной библиотеке, нередко и в частных, нельзя встретить ни одного романа, который бы не был испещрен всякого рода заметками, причем в большинстве случаев подчеркнуты особенно рискованные по своей нескромности места. И больше всего этой операции подвергается, кажется, Мопассан. Такие отметки доказывают пошлость читателя. Такой читатель обыкновенно и выписывает в чтении только то, что тешило бы его грязные инстинкты, и те книги, которые не трактуют о порнографии, не подвергаются опасности быть разрисованными им, потому что они для него не интересны, и он их в руки не берет.

А что сказать о тех, кто распространяет в публике специально порнографические издания? А ведь такие распространители есть, и никто не может отрицать этого.

Но не в одной литературе, а во всех отраслях искусства замечается ныне неправильное направление, падение идеалов и прямо-таки растлевающее влияние на людей, соприкасающихся с таким направлением.