Читаем Семейщина полностью

Ничего путного от закоульского председателя не добившись, следователь взялся за Цыгана.

— …Вы согласны, что мост был поврежден умышленно? Что это акт враждебных советской власти элементов?

— Согласен, — помолчав, ответил Цыган.

— Согласны? Значит, на селе есть эти враждебные люди? — воззрился на него следователь.

— Этого не доложу…

— Не доложите? Но вы же сами только что согласились, что мост умышленно подпилили. Не сам же он подпилил себя?

— Вестимо, не сам! — блеснув белками глаз, мрачно усмехнулся Цыган.

— Так кто же?

— Господь знает, — притворно вздохнул старик.

— Господь-то наверняка, а вы?

— А мне откуда…

— Вас исключили из колхоза? — переменил разговор следователь. — Так ведь?

— Што с того…

— Как что? У вас есть причины для недовольства? Вы чувствуете себя обиженным?

— Какая там обида, — попробовал увильнуть Цыган.

— Помилуйте! Сам председатель артели, в которой вы состояли, показал о том. Он говорил о вашем ехидстве, злобе.

— Ну, это он врет! — Цыган вытаращил пронзительные глаза.

— Кто врет?

— Мартьян Алексеевич.

— Зачем же ему клеветать на вас? Какой резон?

— Уж и не ведаю, — чувствуя, что запутывается, вспотел Цыган.

— Какая ему корысть? Вы что, недруги, враги меж собой? — продолжался неумолимый допрос.

«Неужто Мартьян?.. — злобно подумал старик. — Не может быть… Ловит, просто воду промеж нас мутит… не поймаешь!»

— Нет, — ответил он после раздумья, — Мартьяну на меня жалобиться не за что, да и мне на него…

— Тогда тем более странно, что Мартьян Алексеевич…

— Не верю тому! — стукнув палкой, закричал Цыган. Он вскочил на ноги. — Ни слову твоему не верю!

— Спокойно! — холодно сказал следователь. — Садитесь. Цыган разом погас, сел на прежнее место.

— И тому не поверите, что вчера, — раздельно произнес следователь, — во дворе сельсовета, когда отправляли погибшего тракториста, вы вступили в перебранку с прицепщиком Ивановым, накинулись на него.

«Кто довел? — насторожился Цыган. — Кругом, кругом лиходеи!»

— Никишка Анохин?.. Сам первый накинулся, — тихо сказал он. — Нынче стариков-то не очень уважают…

— А вы ему спуску и не дали? — усмехнулся следователь.

— Ежели каждый щенок гавкать станет, что ж тогда…

В конце концов следователь отступился от Цыгана, предложил ему посидеть в соседней комнате и попросил следующего — Хвиёху. Храбро шагнул к столу Хвиеха, поздоровался и сел на краешек стула.

— Колхозник? — начал допрос следователь.

— А то как же! — мгновенно откликнулся Хвиеха. — Мартьяновой закоульской артели…

— Давно?

Хвиеха вздохнул, мотнул головою:

— В артель взошел поздновато. Надо бы к партизанам поступить, дурочку раньше валял… Наша-то артель похуже партизанской, все как-то не так…

К удивлению Хвиёхи, следователь не заинтересовался его словами.

— Вы лучше расскажите, что вам известно о кулацком покушении на Дыдухе?

— А ничего не известно, — сердито ответил Хвиеха: уж не хотят ли его запутать в это дело?

— Где вы в это время были?

— Коня в бригаде седлал, налаживался в поля. Ночным объездчиком меня поставили.

— Значит, вы еще не выехали, а трактор уже провалился?

— Так точно.

— А скажите: в этот вечер вам не приходилось встречать старика по прозвищу Цыган… того самого, что только что вышел от меня?

Хвиеха задумался. Куда гнет начальство? Что ему, собственно, нужно? По чьему наущению очутился он на допросе? Хвиеха наморщил лоб, начал припоминать. Да, Цыгана он в тот вечер видал. Старик не спеша ковылял по улице, опираясь, по обыкновению, на палку. К чему это скрывать, себя путать, людям голову морочить?

— И как он выглядел? Спешил? — терпеливо, дождавшись ответа, спросил следователь.

— А куда ему торопиться? Из колхоза его вышибли…

— Я не о том… Не заметили ли вы, чтоб он был возбужден, обрадован, расстроен?

— Такого не скажу. Обыкновенно — шел да шел.

— Все, — поднялся следователь, — можете идти. Хвиеха вышел и в передней наткнулся на Никишку.

— Торочит что не надо, — хмуро сказал Хвиеха, — я ему хотел было о том, как у нас сеяли, объяснить все в подробности, а он — ноль внимания. О тракторе был допрос… прощай!

Хвиеха шагнул за дверь, зло подумал:

«Ну и черт с вами! Не слушаете — и не надо. Набиваться не станем! Должность Мартьян предоставил легкую, трудодней подкинул… проживем!»

Следователь пригласил Никишку. Парень слово в слово повторил свой вчерашний разговор с Цыганом во дворе сельсовета.

— Значит, старик сказал: «Никакой моей шатии нету»? Вы твердо помните?

— Помню. Он так и сказал.

— И вы первый затеяли?

— Первый….

— Почему вы к нему пристали?

— Сеню Блинова жалко было, — покраснел Никишка. — Он мой товарищ…. учил меня… — Он заерзал на стуле.

— Я понимаю, — мягко заметил следователь, — но какое отношение мог иметь покойный к Цыгану? За что вы рассердились на старика?

— Я осерчал, не отпираюсь… — Никишка запнулся. — Говорите, не стесняйтесь, — ободрил следователь.

— Что ж говорить? Мертвого все равно не вернешь. Была у меня думка: ихней компании это дело.

— На чем же основываются ваши подозрения? Никишка долго молчал, поглядывал в окно.

— Сердце мое так чуяло… и сейчас чует, — ответил он наконец…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее