Кортеж выглядел следующим образом: впереди шли двадцать четыре мула под красными попонами с герцогскими гербами, груженные резными ларями и сундуками с инкрустацией из серебра и слоновой кости; за ними следовали еще двадцать четыре мула, тоже покрытые попонами, но уже желто-красными – цветов королей Франции; далее двигались десять мулов под желтыми атласными попонами с красными полосами и еще десять, накрытых золотою парчой с лентами из крученой и гладкой золотой нити. Следом за семьюдесятью мулами, открывавшими процессию, выступали шестнадцать великолепных боевых коней, каждого из которых держал под уздцы отдельный конюх; за ними шествовали восемнадцать лошадей для охоты: верхом на них сидели пажи четырнадцати-пятнадцати лет, причем шестнадцать из них были разряжены в малиновый бархат, а двое – в парчу, шитую крученой золотой нитью. Костюмы этих двоих были столь изысканны и богаты, а сами мальчики до такой степени выделялись своею красотой, что у многих, если верить Брантому,[51]
зародились на их счет известные подозрения. За этими восемнадцатью лошадьми шли шесть мулов в красном бархате, ведомые слугами в такой же одежде.Третью группу открывали два мула под попонами из золотой парчи; каждый из них нес на спине два сундука с сокровищами герцога, драгоценными камнями, которые он вез в подарок невесте, а также папскими реликвиями и буллами – их Александр VI велел вручить от своего имени славному королю Людовику XII. Далее следовали двадцать дворян, разодетые в золотую и серебряную парчу, среди которых находился Паоло Джордано Орсини, а также другие важные бароны и сановники папского государства.
Еще дальше вышагивали два барабанщика, скрипач и четверо солдат, дувших в серебряные трубы и кларнеты; за ними, в окружении двадцати четырех лакеев, одетых в малиновый бархат и желтый шелк, следовали Жорж д’Амбуаз и его высочество герцог Валентинуа, сидевший верхом на крупном, красиво убранном иноходце; одет был герцог в платье из красного атласа с золотой парчой, расшитое жемчугами и драгоценными каменьями; на шапке у него было два ряда рубинов, каждый величиною с боб, сиявших так ослепительно, словно они были заимствованы из сказок «Тысячи и одной ночи». Шею герцога украшало ожерелье стоимостью в двести тысяч ливров, и даже сапоги у него были зашнурованы золотою тесьмой и расшиты жемчужинами. Конь же его был покрыт броней из листов золота прекрасной выделки, украшенной, словно цветами, гроздьями рубинов и жемчужин.
Замыкая ослепительный кортеж, шли двадцать четыре мула, покрытые алыми попонами с герцогскими гербами и везшие на себе серебряную посуду, палатки и прочую кладь.
Особый блеск придавало всей этой кавалькаде то обстоятельство, что все лошади и мулы были подкованы золотыми подковами, которые держались слабо, из-за чего три четверти их осталось лежать на дороге; за это роскошество Чезаре сильно корили, поскольку многие сочли большою дерзостью подковывать животных тем же металлом, из которого делаются королевские короны.
Впрочем, вся эта помпа не произвела должного эффекта на ту, для кого она, собственно, и была предназначена: узнав, что Чезаре Борджа прибыл во Францию в надежде стать ее супругом, донна Карлотта заявила, что никогда не станет женою не только священника, но и сына священника, не только убийцы, но и братоубийцы, человека, подлого не только по рождению, но и по нраву, равно как по поступкам.
Впрочем, Чезаре Борджа вместо надменной арагонки вскоре нашел себе другую принцессу благородной крови, согласившуюся стать его женой: это была мадемуазель д’Альбре, дочь короля Наваррского. Бракосочетание, состоявшееся на том условии, что папа подарит невесте двести тысяч дукатов и сделает ее брата кардиналом, было отпраздновано 10 мая, а уже в Троицын день герцог Валентинуа получил орден Святого Михаила, учрежденный Людовиком XI и считавшийся по тем временам самым почетным по Франции. Весть о браке, который обеспечивал Риму союзничество Людовика XII, весьма обрадовала папу, и он тут же велел устроить в городе фейерверк и иллюминацию.
Людовик XII, будучи благодарен папе за разрешение на развод с Иоанной Французской и брак с Анной Бретонской, считал необходимым, чтобы Александр был на его стороне и в итальянских делах, поэтому он пообещал герцогу Валентинуа после взятия Милана предоставить в его распоряжение триста копейщиков, которых тот мог направить против кого угодно, кроме союзников Франции. Милан же он собирался покорить после того, как убедится в поддержке или хотя бы нейтралитете венецианцев, к которым он отправил послов с обещанием возвратить им после завоевания Ломбардии Кремону и Гьера д’Адду.