Все это не подорвало веры Чезаре в свою удачу: он торопил французские войска, одновременно начав собирать под свои знамена мелких дворян, прозванных «ломаными копьями» за то, что, разъезжая с несколькими всадниками по стране, они предлагали свои услуги кому угодно, и, кроме того, решил вступить с врагами в переговоры, пребывая в уверенности, что стоит им явиться, как он с ними разделается. И действительно, Чезаре был награжден столь могучим даром убеждения, что человек, даже зная о его двуличности, не имел сил сопротивляться, причем не столько красноречию Чезаре, сколько его искренности и добродушию, которые он так ловко умел напускать на себя, что даже вызвал восхищение Макиавелли, при всех своих талантах политика не раз попадавшегося на эту удочку. Чтобы залучить Паоло Орсини в Имолу на переговоры, Чезаре послал союзникам в качестве заложника кардинала Борджа, и Орсини без колебаний прибыл в Имолу 25 октября 1502 года.
Герцог Валентинуа принял его, как старого друга, с которым разлучился на несколько дней из-за пустяковой ссоры, и откровенно признал, что был не прав, оттолкнув таких преданных людей и отважных военачальников, но, добавил он, для людей их уровня достаточно объясниться начистоту, как он делает это сейчас, и все станет, как прежде. Затем, чтобы доказать Орсини, что он позвал его по доброй воле, а вовсе не из боязни, Чезаре продемонстрировал ему письмо от кардинала д’Амбуаза, где говорилось о скором приходе французских войск, представил его своему окружению, добавив при этом, что желает, чтобы эти люди были убеждены в его глубоком сожалении по поводу случившегося, которое вызвано не столько потерей столь выдающихся военачальников, бывших душою его грандиозных замыслов, сколько тем, что могло создаться пагубное впечатление, будто он недооценивает их заслуг. Вот потому-то он и доверился именно ему, Паоло Орсини, которого всегда любил больше других, и просит его склонить союзников к миру, столь же выгодному для всех, сколь губительна для каждого война; сам же он готов подписать любые условия, не наносящие ущерба его чести.
Орсини был как раз такой человек, в каком нуждался Чезаре: заносчивый и самоуверенный, он верил в истинность старой пословицы, гласившей: «Папа не усидит на троне и недели, если против него выступят Колонна и Орсини». Поэтому он поверил – пусть не в чистосердечие Чезаре, но, по крайней мере, в то, что тот вынужден с ними помириться, и 18 октября 1502 года был подписан, правда без ратификации, договор, текст которого мы воспроизводим здесь в том виде, в каком Макиавелли послал его Республике Флоренция.