Семейство Доддов за границей

Воротился, Томъ, три часа просидѣвъ въ передней и часъ слушавъ объясненія и поученія. Меня усовѣщивали, чтобъ я очистилъ себя отъ подозрѣнія, за которое, къ слову будь сказано, съ меня ужь взяли штрафъ. Проступокъ мой состоялъ въ томъ, что за одинъ клочекъ бумаги, данный мнѣ въ замѣну паспорта, не далъ я другаго клочка бумаги съ цѣлью объяснить, что я, Кенни Доддъ, живу въ городѣ Брюсселѣ не скрытно, а гласно, и не замышляю ничего дурнаго. Теперь, надѣюсь, они успокоены на этотъ счетъ; и если мои восемьдесятъ-два франка и пять сантимовъ способствовали утвержденію благоденствія здѣшняго города — сердечно радуюсь. Но кажется, что это только начало новыхъ хлопотъ; потому-что, когда я попросилъ, чтобъ на моемъ вышесказанномъ паспортѣ былъ прописанъ свободный пропускъ въ Германію, мнѣ сказали, что есть два «препятствія», то-есть два еще нерѣшенныя дѣла въ здѣшнихъ судахъ, хотя вчера заплатилъ я послѣднюю, какъ думалъ, сумму для полюбовнаго удовлетворенія всѣхъ судебныхъ исковъ на меня и считалъ теперь вышеупомянутаго Кенни Дж. Додда чистымъ отъ всѣхъ процесовъ. Услышавъ теперь противное, поѣхалъ я въ судебныя мѣста увидѣться съ Вангёгеномъ и Дрекомъ, главными моими адвокатами. Такой комнаты, какъ судъ, въ который вошелъ я, вы никогда не видывали. Вообразите большой четыреугольникъ, наполненный черными адвокатами, въ черныхъ мантіяхъ, съ черными лицами, съ черными душами, набитый ворами, тюремными сторожами, полицейскими служителями и публикою изъ торговокъ; все это сбито вмѣстѣ, толкотня и духота такая, что остается только дивиться крѣпости юридическихъ нервовъ. Надъ головами толпы возвышаются судейскія площадки; на каждой у стола, покрытаго чернымъ сукномъ, сидятъ три старика, и судятъ по правдѣ — величественное дѣло, теряющее нѣсколько своей почтенной важности, когда вспомнишь, что эти господа, не имѣя бэконова искусства, несвободны отъ одной изъ его слабостей [24]. Всѣми силами тѣснясь и толкаясь, я кое-какъ успѣлъ проложить себѣ дорогу до одного изъ этихъ возвышеній, и добрался до крѣпкой деревянной рѣшетки, или перилъ, за которою было чистое отъ толпы мѣсто, гдѣ сидѣлъ на скамьѣ обвиненный; противъ него, на другой скамьѣ, свидѣтели, а подлѣ, за миньятюрной каѳедрою, прокуроръ. Мнѣ показалось, что въ толпѣ адвокатовъ я вижу Дрека, но я ошибся — дѣло легкое, потому-что всѣ они похожи другъ на друга. Попавъ къ рѣшеткѣ, я вздумалъ постоять и послушать разбираемый процесъ.

Но этого удовольствія не было мнѣ дано; въ то самое время, какъ я началъ слушать съ напряженнѣйшимъ вниманіемъ, Вангёгенъ положилъ руку мнѣ на плечо и шепнулъ: «идите, некогда терять ни минуты; ваше дѣло начинается!»

— Что такое? Вѣдь полюбовныя сдѣл……

— Тсъ! сказалъ онъ предостерегающимъ тономъ: — молчите; почтеніе передъ величіемъ закона!

— Прекрасно; но какое же мое дѣло? Что вы хотите сказать словами: мое дѣло?

— Объясняться не время, сказалъ онъ, таща меня за собою:- засѣданіе началось; скоро все услышите.

Правду онъ говорилъ: не время и не мѣсто было много разговаривать, потому-что намъ приходилось прокладывать себѣ дорогу черезъ толпу все больше-и-больше стѣснявшуюся, и по-крайней-мѣрѣ двадцать минутъ формальной битвы понадобилось намъ, чтобъ вылѣзть изъ нея; мой фракъ и его мантія были растрепаны, въ иныхъ мѣстахъ лопнули.