"Мнѣ никогда не удавалось долго жить вмѣстѣ съ братомъ," сказала однажды Свѣтланина, оставшись съ Софьею наединѣ,-"Я даже не подозрѣвала, что y него не совсѣмъ хорошій характеръ, и что онъ также изволитъ имѣть свои собственныя
– Какъ? Мой Николай Дмитріевичъ имѣетъ капризы и характеръ не совсѣмъ хорошій? – возразила Софья. – Помилуй, сестрица! Да объ немъ-ли ты говоришь? Можно-ли во всемъ мірѣ найдти человѣка добрѣе и снисходительнѣе его? Онъ всѣмъ доволенъ, всегда веселъ и капризовъ рѣшительно никакихъ не имѣетъ, такъ что ничего нѣтъ легче угодить ему и ужиться съ нимъ?
"Да развѣ не капризъ странная привязанность его къ своему старому, гадкому пуделю, которому позволяетъ онъ вездѣ ложиться, даже въ гостиной, на креслахъ и на диванѣ? A въ кабинетѣ положена для этой собаки особая подушка, и онъ самъ кормитъ! Какъ ты назовешь также и то, что онъ не можетъ разстаться съ своимъ замараннымъ и изодраннымъ шлафрокомь, и желтыми, изношенными сафьянными сапогами, является поутру къ завтраку не иначе, какъ въ этомъ прелестномъ костюмѣ, требуетъ, чтобы ему подавали чай не въ чашкѣ, a въ стаканѣ – какъ ты все это назовешь"? Это, просто, капризы, доказывающіе, что y него своевольной характеръ! Кажется, можно-бы, въ угодность молодой женѣ, преодолѣть себя."
– Да на что-жъ ему преодолѣвать себя? Я увѣрена, что ежели-бы онъ замѣтилъ, что это дѣлаетъ мнѣ хотя малѣйшее неудовольствіе, тотчасъ-бы прогналъ собаку, перемѣнилъ шлафрокъ, и сталъ пить чай изъ чашки, a не изъ стакана. Но на что мнѣ требовать отъ него такого вздора, которой ни сколько не способствуетъ моему благополучію? Очень-бы безразсудно было съ моей стороны огорчаться и настаивать, чтобы онъ оставилъ столь маловажныя привычки. Мы твердо увѣрены во взаимной готовности на всякія пожертвованія другъ для друга!
"Я очень рада, что ты такимъ образомъ разсуждаешь; но, повѣрь мнѣ, гораздо лучше заблаговременно принимать свои мѣры и не допускать усиливаться его капризамъ. Послѣ тяжело будетъ искоренить ихъ. Я говорю тебѣ, какъ другъ, по опыту."
– Воля твоя, любезная сестра, a я не вижу туѣ никакихъ его капризовъ и своевольства. Впрочемъ, ежели-бы онъ и въ самомъ дѣлѣ ихъ имѣлъ, то обязанность моя сносить все съ терпѣніемъ – сказала Софья улыбаясь, и преодолѣвъ справедливое негодованіе свое, потому что она проникла цѣль разговора Свѣтланиной.
Свѣтланина, съ внутреннею досадою, увѣрилась, что нападеніе не имѣло успѣха. Она думала, что Софья тотчасъ послушается и будетъ просить y нея совѣта, какъ дѣйствовать; потомъ предполагала, что братъ съ неудовольствіемъ приметъ замѣчанія жены своей, отнесется къ ней, и что оба изберутъ ее посредницею; она хотѣла воспользоваться этимъ случаемъ и утвердить власть свою надъ ними. Но она ошиблась въ разсчетѣ и предположеніяхъ. Однакожъ, не показавъ никакого неудовольствія, обратила она разговоръ на другіе предметы.
Покушенія на брата и стараніе возстановить его противъ Софьи, не только были также неудачны, но Пронскій не сохранилъ еще и хладнокровія жены своей, наговорилъ сестрѣ много непріятностей, и просилъ ее не вмѣшиваться въ семейныя его дѣла. Софья знала и видѣла всѣ штуки Свѣтланиной, но показывала видъ, будто ничего не замѣчаетъ, и не перемѣняла обращенія своего съ нею. Разумѣется, дружбы къ ней имѣть она не могла, но была по прежнему ласкова и предупредительна, и даже уговаривала мужа, который, не скрывая отъ нея никакихъ секретовъ, сообщилъ ей свою непріятность, примириться съ сестрою.
Послѣ первыхъ неудачныхъ опытовъ, Свѣтланина прекратила дальнѣйшія непріязненныя дѣйствія, и внутренно отдала всю справедливость незлобивому и ангельскому характеру Софьи. Впрочемъ, онъ и не могли часто видаться: y Свѣтланиной было свое большое семейство.
По отъѣздѣ сестры Пронскаго, спокойствіе и счастіе Софьи ничѣмъ уже не было нарушаемо. Ежели иногда, какое нибудь мелочное невниманіе, или необдуманное слово, было поводомъ къ маловажнымъ неудовольствіямъ между супругами, то, слѣдуя правиламъ, сообщеннымъ Свіяжскою, они не показывали даже вида непріятности при свидѣтеляхъ, но оставшись наединѣ тотчасъ объяснялись, безъ всякихъ колкостей; виноватый просилъ прощенія и все заключалось поцѣлуемъ. Они исполняли въ полной мѣрѣ Христіанское правило: