Он умолк, задохнувшись. А Эга, подняв руку, мягко заметил, что они отклонились от сути обсуждаемого вопроса. Дамазо задумал, набросал и оплатил статью в «Роге». Этого он не отрицает и не может отрицать: доказательства перед ним на столе и, кроме того, другая сторона располагает признанием Палмы…
— Ах он бессовестный! — вскричал Дамазо в новом порыве возмущения, от которого он закружился, как обезумевший, по комнате, натыкаясь на стулья. — Ну и негодяй этот Палма! Уж с ним-то я потолкую!.. С Карлосом — это пустяки, уладим, мы все — воспитанные люди… А уж с Палмой — нет! Я рассчитаюсь с этим предателем! Человек, которому я то и дело давал по полфунта, по семь мильрейсов! И ужины, и экипажи! Этот вор попросил у Зеферино часы, якобы покрасоваться на крестинах, и тут же заложил их в ломбард!.. И мне подстроить такое!.. Да я его на куски разорву! Где вы его видели, Эга? Скажите мне где! Я сегодня же отыщу его и отстегаю хлыстом… Нет, предательства я не прощу никому!
Эга с терпеливым спокойствием человека, знающего, что жертва никуда от него не денется, снова напомнил о бесполезности лишних слов:
— Так мы никогда не кончим, Дамазо… Речь идет о том, что вы, Дамазо, оскорбили Карлоса да Майа и должны либо публично отказаться от своих оскорбительных слов, либо дать удовлетворение в поединке…
Но Дамазо, не слушая его, в отчаянии взывал к Кружесу, который продолжал сидеть на бархатном канапе с испуганным и страдальческим видом, полируя один о другой свои новые лакированные ботинки.
— Ах, Карлос! И он еще называл себя моим близким другом! Человек, для которого я был готов на все! Даже переписывал ему статьи… Вы же знаете, Кружес. Ну скажите, скажите же что-нибудь! Неужели вы все против меня?.. Я ведь даже ездил в таможню за его багажом…
Маэстро покраснел и опустил глаза — он чувствовал себя бесконечно несчастным. Наконец Эга, которому надоела эта игра, решительно объявил:
— Вот что, Дамазо: или вы берете свои слова обратно, или деретесь!
— Взять обратно? — заикаясь, еле выговорил Дамазо, весь дрожа и напрягаясь в жалкой попытке сохранить достоинство. — И какие слова? Еще чего! Хорошенькое дело! Я не из тех, кто берет свои слова обратно!
— Прекрасно, значит, вы деретесь…
Дамазо отшатнулся в растерянности:
— Как это дерусь? Я не из тех, кто дерется. Разве что на кулаках. Пусть приходит, я его не боюсь, я его одолею…
Мелкими шажками, как все толстяки, он метался по ковру, потрясая поднятыми кулаками. Пусть Карлос придет, он его отделает. Ему еще только недостает драться на дуэли!.. К тому же дуэли в Португалии всегда кончаются фарсом!
Эга, сделав вид, будто миссия его закончена, застегнул редингот и собрал бумаги, разложенные на Библии. Потом преспокойно объявил последнее, на что был уполномочен. Поскольку сеньор Дамазо Салседе отказывается дать удовлетворение с оружием в руках, Карлос да Майа предупреждает его, что, где бы он его ни встретил, будь то на улице или в театре, он плюнет ему в лицо…
— Плюнет мне в лицо! — завопил тот, побледнев и отступив на шаг, словно плевок уже настигал его.
И вдруг в панике, обливаясь потом, Дамазо бросился к Эге, схватил его за руки и, задыхаясь, воскликнул:
— Послушай, Жоан, о Жоан, ты же мой друг, ради нашей дружбы помоги мне выпутаться из этой передряги!
Эга был великодушен. Оторвав Дамазо от себя, он мягко усадил его в кресло и, чтобы успокоить, дружески похлопал по плечу. Потом сказал, что, если уж Дамазо взывает к его дружбе, он будет говорить не как секундант Карлоса, суровый по необходимости, а как старый приятель Дамазо, памятуя о временах, когда они встречались в доме Коэнов и на «Вилле Бальзак». Другу Дамазо нужен совет? Что ж, пусть он подпишет письмо, подтверждающее, что все написанное им в «Роге» о сеньоре Карлосе да Майа и некой даме — плод пустого досужего измышления. Лишь это может его спасти. Иначе Карлос встретит его на Шиадо или в Сан-Карлосе и плюнет ему в лицо. А если уж такая беда приключится, тогда дорогому Дамазозиньо, дабы весь Лиссабон не указывал на него пальцем, именуя презренным трусом, придется драться с Карлосом на шпагах или пистолетах…
— И тогда вы заранее можете считать себя покойником.
Дамазо слушал, утонув в бархатном кресле и глядя на Эгу с неописуемо глупым выражением лица. Потом медленно простер к нему руки и пробормотал из бездны охватившего его ужаса:
— Хорошо, я подпишу, Жоан, я подпишу…
— И прекрасно сделаете… Дайте мне лист бумаги. Вы сейчас взволнованны, я сам напишу как надо.
Дамазо встал — ноги его не слушались — и обвел гостиную пустым и бессмысленным взглядом:
— Почтовую бумагу? Это будет письмо?
— Разумеется, письмо Карлосу!
Тяжелые и неверные шаги несчастного стихли наконец в темном коридоре.
— Бедняжка! — сочувственно вздохнул Кружес, дотрагиваясь до своих сверкающих ботинок.